— Откуда мне знать, почему шотландец делает так, а не иначе? Они все бандиты и разбойники.
— Твоя жена тоже? — улыбаясь, поинтересовался Сенека.
Синджин тоже улыбнулся, обрадованный таким поводом разговора.
— В какой-то степени.
Он вспомнил ее настойчивость.
— Она сделала мне предложение, как все эти хитрюги шотландцы, но — в его голосе послышались радостные нотки, — я пока не жалуюсь.
— Что я вижу, ты получаешь удовольствие от супружеской жизни? — спросил Сенека и откинулся на спинку кресла. Синджину это напомнило что-то неприятное, потому как он перестал улыбаться и немного погодя ответил:
— Не знаю. Вообще не могу разобраться в своих чувствах. Брак — самое последнее дело. Одному Богу известно, сколько несчастья принес брак моим родителям. Да и есть ли вообще хоть один счастливый брак?
Он был знаком лишь с жизнью ради получения мимолетного удовольствия, и теперь мысль о жизни с одной-единственной женщиной заводила его в тупик.
У него также не было опыта длительных отношений или любви.
— Мы еще посмотрим.
Синджин употребил это «королевское» местоимение, такое удобное и привычное для него. Без ребенка развестись гораздо легче. У него есть еще время подумать, пока не приехала Челси. Хотя он обещал ей остаток сезона. И сдержит свое слово.
Челси прибыла в дом семьи Сет днем раньше, чем ожидалось. Это был вторник, половина пятого вечера.
Как оказалось, время было не совсем подходящим.
Только что на чай приехала герцогиня Бачен.
Вся прислуга сбежалась посмотреть на молодую хозяйку и проводить ее в картинную залу. Через несколько минут о ее прибытии уже объявили небольшой компании, собравшейся за чаем. Причем две женщины смотрели на Челси с явным неудовольствием.
Челси, одетая в костюм для верховой езды, улыбаясь, стояла в дверях. Синджина всегда поражала красота жены. Однако тут же ему пришла в голову мысль, что ее непременно нужно будет сводить к модистке.
Синджин немедленно поднялся и направился к жене. И когда он приблизился к ней, та бросилась в его объятия. Челси так была счастлива вновь видеть его после долгих пяти дней разлуки.
— Боюсь, я отвлекаю тебя? — прошептала она.
— Ни в коем случае. Вивиан все равно устроила бы это чаепитие, поэтому я просто рад, что ты спасла меня от этой скукотищи, — прошептал он в ответ.
— Синджин, ты так и будешь секретничать со своей женой или, может быть, представишь ее нам? — поинтересовалась герцогиня Бачен.
— Пойдем, дорогая, — произнес Синджин, беря ее под руку.
Пока они шли через весь зал к залитому солнечным светом уголку, где собрались все гости, он добавил:
— Только не стесняйся и не суетись, а то они тебя загрызут.
— Хороший совет.
— Полезный совет, если хочешь выжить в свете.
И, обращаясь к матери, произнес: у — Мама, позволь представить тебе мою жену.
Мать Синджина, Мария, герцогиня Доваджер, в свои сорок пять лет еще считавшаяся красавицей, очень мило и тепло приветствовала жену своего сына.
Дэмиен, совсем непохожий на брата, за исключением разве роста, казалось, был рад познакомиться с нею.
Его жена, смотревшая на Синджина с более чем сестринской любовью, что Челси тут же заметила, произнесла:
— О, сапоги! Как это мило…
Взгляд ее тем временем лениво и оценивающе скользнул по Челси.
— Да, я немного проехала верхом, чтобы чуть-чуть развлечься в дороге, — объяснила Челси. Вероятно, ей все-таки стоило сменить обувь, и, если бы эта мысль пришла к ней раньше, она бы, без сомнения, сделала это.
— На вас, должно быть, шотландское платье. Вы его сами шили? — Тон жены Дэмиена был столь высокомерен, а ее маленький носик был поднят так высоко, что Челси решилась на небольшую ложь:
— Я даже сама пряла пряжу и ткала. Синджину нравится, когда я занимаюсь хозяйством.
Она взглянула на мужа, едва сдерживающего улыбку.
— Я поражаюсь, чего она только не умеет, — сказал он, развивая ее шутку.
— Меня зовут Кассандра, — произнесла герцогиня Бачен до того, как Синджин успел ее представить.
— Вы надолго приехали?:
— мягко спросила она, и в то же время глаза ее холодно сверкнули.
Более неделикатного и бестактного вопроса нельзя было и придумать. Челси сразу поняла, что Кассандре было известно все об их отношениях с Синджином.
Челси решила не позволять более издеваться над собой и необычайно спокойно ответила:
— Я приехала немного поразвлечься. Синджин хотел показать мне Лондон. Я права, дорогой?
— Совершенно. А пока не хочешь ли чаю? — ответил он, меняя тему разговора.
— У мамы есть немного черного китайского чая, который она бережет как зеницу ока. А может, бренди?
Лично я предпочитаю бренди. Дэмиен, а ты? — спросил он, подводя Челси к матери. И, получив одобрительный кивок от брата, он подошел к небольшому столику и, наполнив рюмку, осушил ее залпом. «Иначе трудно будет с Кассандрой и Вивиан», — подумал он.
И лишь затем налил брату и еще раз себе., — Дорогуша, все будут несказанно рады увидеть вас, — сказала мать Синджина, протягивая Челси чашку чая. — Сейчас почти все в городе. Надо обязательно устроить бал в твою честь. Синджин завтра же отведет тебя к мадам Дюбэй, — продолжала она, попеременно смотря то на сына, то на Челси. — Он все устроит.
Я уже вижу вас в розовом платье с шелковыми цветами. Ах, это будет замечательно.
— Маман, опять вы, — перебил ее Синджин, — может, Челси не хочет одеваться на твой вкус. Может, ей вообще хотелось бы красное платье?
— Дитя мое, это ведь не так? Красный — это для…
— Мама хочет сказать — для женщин определенной профессии. Я думаю, не стоит так беспокоиться, мадам Дюбэй знает разницу.
— А я думала, тебе нравится красный, — опять вмешалась в разговор Вивиан. — Та женщина, что была с тобой на Ротонде неделю назад, была в красном.
— Она была с Сенекой, а не со мной. Но так или иначе, моя жена не будет носить платьев такого цвета.
И хотя разговор становится все более увлекательным, я отказываюсь говорить о моде.
— А интересно, вы скоро получите наследство? — продолжала Кассандра, обращаясь к Челси таким тоном, будто спрашивала о ее литературных вкусах.
Челси вспыхнула, но, прежде чем успела ответить, Синджин пришел ей на помощь:
— Кассандра, если это случится, тебе расскажем в первую очередь. Но пока герцогине лишь семнадцать…
— Восемнадцать, — перебила Челси, как будто это имело значение.
— Восемнадцать? — Он тут же вспомнил, она говорила, что ей семнадцать лет и девять месяцев, в тот первый день в его карете. — Значит, мы пропустили твой день рождения?