— Тогда я тебя поддержу, — ответил он и улыбнулся. — А иной раз и ты меня. Видишь ли, выезды в общество сопровождаются употреблением крепких спиртных напитков на приемах и вечерах.
Челси улыбнулась, и это была первая улыбка за два последних дня. Синджин мысленно поздравил себя с тем, что выбрал правильную стратегию.
— Теперь будь послушной девочкой и слушайся миссис Хобс.
— А насчет ребенка, это точно?
— К сожалению, да.
Губы ее скривились, и уже через секунду она снова плакала. Синджин стоял и молчал, взяв жену на руки.
Ведь это был и его ребенок, и сейчас он чувствовал не меньшую горечь и опустошение. Возможно, его молчание помогло ей успокоиться. Если бы слезы могли вернуть ребенка, Челси проплакала бы всю жизнь. А раз нет, она решила успокоиться и действовать.
— Позови миссис Хобс, — сказала она, все так же уткнувшись в его плечо. Но Синджин услышал эти слова, как будто они были четко произнесены в тихой и пустой комнате и эхом отозвались в его мыслях.
Протянув руку, он дернул шнур звонка.
Когда миссис Хобс переговорила с Челси, Синджин вместе с ней спустился в столовую.
— Я вам уже говорила и скажу опять, ваша светлость. Не позволяйте ей все время лежать. Пусть ее светлость не меньше четырех раз в день встает с постели. И надо, чтобы она все время была в тепле?
— — А когда она будет готова к поездке?
— Это зависит от ее организма.
— Она была довольно сильной…
И он вспомнил, как она без труда ухаживала за лошадьми на конюшне.
— Ну, может быть, через неделю или две, но все равно ехать придется медленно.
* * *
Челси пила чай в то утро, через два дня после того, как миссис Хобс уехала. Молодость брала свое, и Челси чувствовала себя все лучше и лучше. И тем не менее Синджин настаивал на том, чтобы она неотступно следовала указаниям повивальной бабки. Он лично проверял, чтобы повар готовил бульон по специальному рецепту миссис Хобс.
— Ты когда-нибудь думал, что увидишь герцога, размешивающего суп в котелке? — спросила повара миссис Барнс сразу после того, как из кухни вышел Синджин, распорядившись добавить в бульон еще немного листьев горчицы.
— Я никогда не думал, что увижу его бодрствующим до полудня. По крайней мере, раньше такого не было.
— Да, женитьба его здорово изменила, — заметила миссис Барнс, присев на стул возле окна.
— Ее светлость его изменила, — уточнил повар.
— Он берет ее с собой в Лондон.
Она взглянула на повара, и оба понимающе заулыбались.
Миссис Барнс при упоминании об очаровательной герцогине вздохнула и поудобнее устроилась на стуле, а повар, менее романтичный, лаконично сказал:
— Боюсь, что хозяйка уже подтачивает коготки.
* * *
Но случилось так, что на следующий день Синджина вызвали в Лондон для срочной встречи с его управляющим из Туниса, которого, в свою очередь, неожиданно отзывали в Северную Африку. Бей, с его склонностью к самолюбованию, опять будоражит европейских фабрикантов, в том числе и Синджина. Так что теперь Али Ахмед собирался возвращаться с первым кораблем.
Хотя и визит Али Ахмеда был запланирован уже давно, внезапная женитьба Синджина, его пленение, а затем рана и выздоровление никак не давали им встретиться. А теперь оставалось очень мало времени.
Сидя с Челси на террасе, он объяснял ей причины своего отъезда:
— Чтобы застать Али Ахмеда, мне надо уехать уже завтра. Я вернусь через пять, самое большое — шесть дней.
Челси знала о письме от Сенеки, которое привезли после ленча.
— Я бы не поехал, если бы не внезапность его отплытия. Паша периодически, когда ему выгодно, начинает недолюбливать неверных. И сейчас, по всей видимости, готовится одна из таких кампаний. Ты справишься здесь одна?
— Постараюсь. Я уже прекрасно себя чувствую.
Действительно, на щеках Челси появился румянец, она стала чаще улыбаться.
— Когда я вернусь, ты уже совсем выздоровеешь, и мы сможем поехать в Лондон.
— Сначала мне надо бы повидаться с отцом.
Синджин тут же нахмурился.
— Зачем?
— Устроить перемирие.
— — Мне не нужно твое посредничество. Твой отец… пусть катится ко всем чертям.
— Отлично, — сказала Челси, не желая ссориться, но и не оставляя своего намерения переговорить со своей семьей.
— Я не желаю иметь никаких дел с твоими родственниками, — резко сказал Синджин.
— А ты не возражаешь, если я буду иметь с ними дело?
— Как хочешь.
Все же Челси была его женой, а не рабыней.
— Ты поедешь в Лондон, а я — на север. До Аиршира всего один день пути.
— Гм. — Он, конечно, мог изобразить из себя тирана и никуда ее не пустить. Но, посмотрев ей прямо в глаза, лишь произнес:
— Только возвращайся быстрей.
— Я вернусь через три дня.
* * *
Она так бы и сделала, если бы не ужасное состояние дорог. Десять часов ухабов и ям утомили ее совершенно. И, добравшись до Аиршира, она послала Синджину письмо, в котором говорила, что решила задержаться на несколько дней, пока не отдохнет как следует. «Я приеду к тебе в Лондон через десять дней, — писала она, — я отлично себя чувствую, погода замечательная, лошади в прекрасной форме. Папа передает тебе привет. Джед говорит, что он положит побольше подушек в мою карету». Еще она писала, что необычайно горда, так как лошади, которых она когда-то тренировала, теперь побеждают на скачках. Закончив письмо, она колебалась, как его подписать. «Любящая тебя жена» — она не решилась, слишком мало времени прошло, и она пока знала своего мужа недостаточно хорошо. В конце концов Челси остановилась на нейтральном «В добром здравии, Чел».
Благодаря почтовым дилижансам Джона Палмера, доставляющим почту из Шотландии в Лондон всего за два дня, Синджин получил письмо Челси еще до того, как спланировал обратную поездку в Хаттон.
Когда принесли письмо, Синджин и Сенека сидели в библиотеке и изучали списки грузов, отправленных в Тунис. Взяв с подноса, внесенного слугой, свиток, Синджин в нетерпении сорвал печать. «Неужели с Челси что-нибудь случилось?» — думал он. Узнав из первых строк, что все в порядке, дальше он читал уже менее внимательно. А дойдя до привета от тестя, ухмыльнулся. Дочитав до конца, он протянул его Сенека вместо объяснений.
— Она приедет через несколько дней, — сказал Сенека, — и тебе не придется возвращаться в Хаттон.
— Если только они решатся отпустить ее, проклятые варвары…
Синджин откинулся в кресле и с силой сдавил подлокотники.
— Почему бы и нет? — спросил Сенека, полагая, что Фергасоны изменили свое отношение к новому родственнику, если уж сам граф передает ему привет.
— Откуда мне знать, почему шотландец делает так, а не иначе? Они все бандиты и разбойники.
