Подняв голову, Эмилия с укоризной в голосе пояснила:
— Между Анной и моим дедом. Почему мой отец ненавидит твоего, а твой отвечает взаимностью? Кто посылал нам письма? Что бы ты ни искал, мы обязаны найти это вместе.
— Ты думаешь об этом сейчас? — Он не знал, смеяться ему или сердиться. — Я надеялся, что мне удалось отвлечь тебя от всех бед, связанных с нашими семьями.
Эмилия — роскошная, обнаженная, с поблескивающими от пролитого семени бедрами! Любому мужчине она показалась бы Венерой, но уже не ускользающей…
— Самое время подумать об этом, — сказала она просто. — А наши дети? Неужели мы хотим, чтобы они росли в обстановке вражды, незатухающей войны между нашими семьями?
Она совершенно права, вынужден был признать Алекс. Он заглянул в прекрасные глаза жены:
— Мы ведь пошли на уступки в ущерб праву на независимые поступки, не так ли?
— У меня его никогда не было. — Она провела пальцем по линии его бровей. — Поэтому я лучше тебя знаю, как это важно — семья, которая не только принимает, но и любит тебя.
Алексу вдруг пришла в голову глупая мысль, что его отец начнет презирать собственных внуков. Выбросить ее из головы не получалось. Тогда он тихо сказал:
— Думаю, ты права.
Солнце нагрело роскошное фламандское покрывало, восхитительные запахи вырвали Эмилию из глубокого сна. Перекатившись на спину, она открыла глаза. Возле постели на лакированном столике орехового дерева стоял огромный серебряный поднос. Беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить его содержимое: свежая выпечка, ваза с фруктами, грудинка, колбаски и яйца-пашот в тонких фарфоровых чашечках. Воздух наполнял божественный аромат кофе. Эмилия сонно пробормотала:
— Наверное, я в раю.
— Я заказал завтрак. — Сидя на краю постели, Алекс, полностью одетый, натягивал сапог. — Не знаю, сколько человек наш повар собирался накормить всем этим, но он, очевидно, не хотел, чтобы ты осталась голодной, — сказал он, словно оправдываясь.
— Да, у меня такое же впечатление.
Второй сапог был натянут, и Алекс поднялся. Сегодня на нем были бриджи из оленьей кожи и тонкая белоснежная сорочка, распахнутая у ворота. Черные как смоль волосы падали на воротничок. Сквозь высокие окна в комнату лился свет утреннего солнца.
— Я решил, что в это первое утро тебе вряд ли захочется затевать любезную беседу с моей бабушкой.
«Я все еще голая», — подумала Эмилия с некоторым смущением, когда попыталась сесть и шелковая простыня соскользнула, открыв ее грудь. Она торопливо натянула простыню вверх. Даже понимающая улыбка мужа не смогла ее приободрить.
— Ты рассудил верно, — сказала она, чувствуя, что краснеет. — Благодарю за заботу, однако куда ты уходишь?
— Встречаюсь с отцом. Королевское предписание прибыло вместе с завтраком, по всей форме — скрепленное герцогской печатью и предусмотрительно подсунутое под кофейную чашку. Игнорировать такое настоятельно не рекомендуется.
— Разговор будет обо мне. — Это был не вопрос, а, скорее, утверждение.
Алекс наклонился и поцеловал жену, обняв ее за плечи.
— Разговор будет о делах поместий. О прочих делах, а их немало. Только что, на прошлой неделе, я встречался с Хоторном, это главный отцовский поверенный. Поговорим также о здоровье короля, о новом политическом курсе Ливерпуля и, разумеется, не обойдем вниманием и предмет моей внезапной женитьбы.
Как он был спокоен! Как уверен в себе!
За это она тоже его обожала, потому что подобное поведение ясно давало понять — ему безразлично, если семья не одобрит его выбор. С другой стороны, Эмилии было немного завидно. Он мог быть так спокоен, не заботясь о возможных последствиях их женитьбы. Очевидно, Алекс знал, что всегда может рассчитывать на поддержку семьи, даже если привел в дом женщину, которую они никак не ожидали видеть в роли его жены. У самой Эмилии такой поддержки не было. Насколько ей было известно, отец отказался от нее.
И все же, подумала она в это розовое утро, глядя, как улыбается ей муж, она сделала бы тот же самый выбор, если бы пришлось пройти через это еще раз. Его руки, объятия, поцелуи…
И дело не только в этом. Его внимание, забота… и, как ни удивительно, их крепнущая дружба, сексуальное влечение — могучая сила, а она во многих отношениях была пока что новичком в любви. Но она была достаточно умна, чтобы понимать: время, проведенное в постели, — это лишь часть отношений. Ее оставили равнодушной толпы поклонников, которых представлял ей отец. Но этот единственный мужчина — ее мужчина — сразу занял место в ее сердце, и не только потому, что был красив или очарователен.
— Надеюсь, что он все же примет меня — ради тебя. Но по моему мнению, мы нашли друг друга, и это главное, — прошептала она.
Он поймал ее взгляд, став вдруг очень серьезным.
— Вот это, миссис Сент-Джеймс, истинная правда. Еще совсем не давно, если бы ты спросила меня, я бы назвал подобную сентиментальность смешной. Но сейчас мое мнение переменилось. С твоего позволения я бы отправился на назначенную встречу к герцогу, потом мы покатаемся верхом и я покажу тебе земли Беркли и ближайшие окрестности. Утро чудесное.
Эмилия откинулась на мягкие подушки. Обнаженные плечи и никакого беспокойства из-за семьи Алекса — оно растаяло в лучах его сияющей, теплой улыбки.
— Звучит заманчиво.
Алекс ушел, и Эмилия принялась за поиски своего халатика. Красноречивый холмик голубого атласа на полу в головах постели, сброшенный в момент любовного нетерпения накануне вечером. Тот, кто принес сюда поднос с завтраком, наверняка видел его. Сначала Эмилия оцепенела от ужаса, потом, призвав на помощь здравый смысл, вспомнила, что она теперь замужняя женщина. Более того — женщина, которая вышла замуж за известного своим распутным поведением Александра Сент-Джеймса! Смущение покинуло ее окончательно, когда она занялась едой. Вчера за обедом она почти ничего не ела. Слишком нервничала, чтобы отдать должное семи великолепным блюдам!
Эмилия налила дымящийся кофе в чашечку севрского фарфора и задумалась. С чего начать пир? Она выбрала бисквит, обсыпанный жженым сахаром, два безупречно приготовленных яйца и кое-что из фруктов. Она ела не спеша, размышляя над тем, как быстро меняется жизнь.
Осторожный стук в дверь оторвал ее от приятных мечтаний. Подняв голову, она замерла в тревожном предчувствии.
— Входите.
Вошла горничная, но не вчерашняя милая девушка, а женщина постарше. Торопливо присев в реверансе, она протянула Эмилии толстый конверт кремового цвета:
