Такое желание длится, кажется, вечность, но прошло лишь несколько мгновений, и она начала стонать. Звук сладострастия, призыв к завершению, глашатай древний, как восход, ворвавшийся в комнату.
Она закусила нижнюю губу, он накрыл поцелуем ее рот и заглушил стоны в тот момент, когда она проваливалась в черноту. Через миг, через несколько секунд — сто лет спустя она сжала его в объятиях, когда он полетел в ту же пропасть.
— Это все, мэм?
— Да, спасибо, Питер, — отозвалась Берни. Он обернулся на пороге и посмотрел на нее:
— Стало быть, и вправду уезжаешь?
Она закончила обследовать пустой шкаф, убедившись, что ничего не забыла на этот раз. Так, должно быть, мышь помечает «вою территорию — безделушка там, сумочка здесь: ненужные обломки ее жизни, разбросанные по трем континентам.
— Я сделала, что намечала, Питер. Чего ради мне оставаться?
— Да я и не прошу, Берни.
Что делает мужчин столь привлекательными? Может, то, что иногда они напоминают взрослым женщинам их мальчиков, когда с обидой оттопыривают нижнюю губу и замыкаются в тяжелом молчании? Но Питер нисколько не напоминал ребенка, когда стоял с проступившими под тяжестью ее сундука мускулами и сердито на нее смотрел.
— Ты хороший человек, Питер. Я уверена, что ты найдешь более подходящую тебе по возрасту женщину, которая будет тебе приятна.
Ради гордости надо еще что-нибудь сказать. И ее лицо покрылось нежным румянцем. Она будет скучать по нему, и не только по ночам, которые оживили ее пребывание в Сандерхерсте, но и по его добродушному юмору, по его способности глубоко понимать человеческую природу, по смеху, который они делили.
Ну да ладно. Он не для нее. Он и силен, и красив. Она старше его, слегка потрепана и ищет что-то, чего и сама пока не знает.
— До Сандерхерста я был моряком, Берни. Я повидал мир и большую часть того, что в нем есть. Я младше тебя всего на пять лет, но готов побиться об заклад, что знаю достаточно, чтобы свести эту разницу на нет.
— Но я не из тех, кто сидит на одном месте, Питер. Если я останусь в Сандерхерсте, я лишусь рассудка, как Сесили Моршем.
— А я и не прошу тебя об этом.
— Удобства даже на самом лучшем корабле Сент-Джона нельзя назвать таковыми, могу тебя заверить.
Она еще раз сунула голову в пустой шкаф, скорее для того, чтобы скрыть пылающие щеки, а не проверить, не осталась ли там все же какая-нибудь вещица. А может, чтобы остудить возникшее возбуждение?
— Но гамак-то там найдется, Берни?
— Путешествие до Китая очень долгое, Питер, несколько месяцев.
Она оторвалась от шкафа, блеска в ее глазах поубавилось, но ей не удалось придать им выражение безразличия.
— Сейчас, Берни, ты кажешься не матроной или графиней, а молодой красавицей накануне большого приключения. У меня просто сердце сжимается при виде этой картинки.
— Мы мило провели с тобой время, Питер. Спасибо. Достаточно ли решительно и сдержанно это прозвучало? В конце концов, она не святая.
— Мне и самому это путешествие помнится утомительным, Берни. Я чуть не помер там с тоски.
— Возможно, в компании бывалого моряка оно покажется не таким ужасным.
— Во время своего последнего плавания я был боцманом.
Он поставил сундук и направился к ней.
— Достойное звание.
— Но ниже, чем титул графа, Берни. Ты должна осознать это.
— Так же, как и свой возраст, Питер.
Он улыбнулся, осветив белозубой улыбкой загорелое лицо.
— Значит, графиня, мы можем считать себя спутниками в путешествии? Вы — с вашим возрастом, и я — с моим ограниченным будущим?
— Не могу смириться с мыслью, что тебе эта сделка принесла меньше, Питер. Ты уверен, что не прогадал?
Он уже был рядом с ней, с легкостью приподнял и крепко поцеловал, не оставив никаких сомнений в своей полной уверенности.
— До Китая чертовски долго плыть, Берни, любовь моя. Я все возьму на себя. И когда мы доберемся до места, посмотрим, что будет с нашей сделкой.
Мэри-Кейт проснулась час спустя. Она лежала рядом с обнаженным мужчиной. Как приятно прикосновение другого тела, особенно такого большого и теплого!
Он спал, повернувшись на бок и вытянув руку, словно желая остановить ее, не дать уйти. Она долго смотрела на Арчера, освещенного лучами утреннего солнца.
Он видел сон: глазные яблоки двигались под веками, через каждые несколько вздохов он издавал тихий звук, как движение воздуха. Не храп, нет. Он спал крепко, будто не мог выспаться за последнее время, а теперь получил такую возможность.
Неслышно выскользнув из постели, Мэри-Кейт начала одеваться. Она знала, что поступает трусливо. Села на край кровати, словно испытывая судьбу и спящего мужчину. Если он проснется, она попрощается с ним. Если нет — уйдет без единого слова.
Мэри-Кейт пригладила волосы, заколола их в узел на затылке. Для ее сословия красота не обязательна. Он так и не проснулся.
Протекли еще несколько минут, пока она смотрела на него, на его длинное мускулистое тело, полуприкрытое простыней. Она подумала, что он может замерзнуть, и прикрыла его сначала тонким одеялом, потом покрывалом. Он так и не проснулся.
Убедившись наконец, что Арчер Сент-Джон глубоко погружен в объятия сна, Мэри-Кейт поднялась и посмотрела на постель. В ее глазах сквозила нежность, рожденная невысказанной любовью. Однако прежде чем уйти, она наперекор себе вернулась и нежно поцеловала Арчера в лоб. Едва слышно, чтобы ее слова не потревожили его, она прошептала последнюю и самую мучительную правду:
— Я люблю тебя, Арчер.
Но здесь для нее нет места.
Мэри-Кейт расшнуровала черный бархатный жилет и стряхнула его с плеч, потом расстегнула длинную белую блузу. Вручила оба предмета Бесси — молоденькой девушке, которую наняли помогать за стойкой, но которая гораздо увереннее чувствовала себя, хлопоча по хозяйству наверху в комнатах. Мэри-Кейт переступила через полотняную юбку и две нижние, улыбаясь тому, какой эффект производит ее костюм, как она его называла. Он был похож на обычную одежду прислуживающей в таверне девушки, чтобы она не забывала о своем месте, только сшит из более дорогой ткани и лучше скроен, чтобы и посетители не забывались.
Впрочем, завсегдатаи» Золотого орла» вовсе и не стремились вольничать, не забывая о прогуливавшемся у двери крепком моряке в отставке. Он следил, чтобы не пострадали ни репутация заведения, ни сама Мэри-Кейт. Соответственно о маленькой таверне шла слава как о месте, где за разумную цену дают хорошую порцию виски, где можно вкусно поесть на французский манер и потолковать о политике, женщинах и лошадях. Клиент мог работать в доках или заседать в правительстве, быть солдатом или герцогом — пока он вел себя прилично, двери «Орла» всегда были для него открыты.
