Дженнифер Блейк - Стрела в сердце

Все, что он сделал, это ускорил выполнение своего плана стать отцом. Он запугал ее, унизил, пообещав, что добьется своего любым путем, даже насилием. Потом, напоенная снотворным, она была брошена в объятия к человеку, которого Жиль совсем не знал и который мог бы ее взять без какого-либо милосердия и жалости. И наконец, даже в смерти он хотел привязать ее к себе тяжестью богатства Аркадии и ответственностью за нее.

Раскаивался ли он перед смертью, ведь он умер, спасая ее жизнь, или просто мстил за все зло, полученное им от Брэнтли? Теперь уже узнать это невозможно.

— Каков долг любимой к своему мужчине, который поклялся ей в любви и покровительстве?

— Какую силу ему позволительно использовать?

Неужели она ошибалась насчет Рована? Как она могла? Но как нелегко понять неожиданные повороты его поступков и его чрезмерные понятия чести! Ведь он приехал сюда, вооруженный желанием восстановить справедливость после смерти брата и имея за плечами сомнительный опыт жизни кочевника. Он начал с того, что стал с первого взгляда презирать ее, а закончил желанием обладать ею. И между этими двумя понятиями слишком мало места для того, чтобы предложить ей успокоенность и надежду. И все же, и все же… Она будто снова и снова слышала его слова, наполненные очарованием, которые страстно желали и обещали.

Кэтрин поднялась и потушила лампу. Она долго преодолевала страстное желание побежать в темноте по коридору в спальню Рована. Что ему сказать, она не знала, но все же это лучше, чем бороться с сомнениями в своей изболевшейся душе.

— Может быть, он предпочитает узы…

И она пошла, не думая, машинально пересекла комнату, открыла дверь и ступила в длинный темный коридор. Она двигалась бесшумно, словно привидение, пеньюар и волосы, распущенные по плечам, развевались при ходьбе. В конце коридора она постучала в дверь спальни Рована.

Ответа не последовало. Упрямо закусив губу, с неожиданной решимостью она взялась за серебряную ручку и открыла дверь. В комнате никого не было. Там было тихо и темно. Постель была пуста. Лампы остыли, видимо, прошло достаточно времени после того, как здесь кто-то был. Кэтрин подошла к шкафу и распахнула его. Там тоже было пусто.

Он уехал и даже не попрощался.

А может он посчитал за прощание ее слова об освобождении его от обязанностей по отношению к ней? В любом случае она его больше никогда не увидит, никогда не окунется в его неповторимую улыбку, никогда не почувствует его рук и не увидит, как темнеют его зеленые глаза, когда он собирается прижаться к ее губам.

Вот именно то, чего она больше всего на свете хотела. Теперь она узнала, как чувствует себя человек, когда у него вырывают половину сердца, когда кто-то невидимый впивается в мозги своими острыми когтями, когда грудь сдавливается тисками.

Она стояла, зажав рот рукой и сотрясаясь от рыданий.

Дверь позади нее открылась. Она обернулась, но слезы мешали ей рассмотреть вошедшего. В двери показалась высокая фигура мужчины, потом дверь закрылась и опять стало темно. Это был Рован? И он опять ушел, зная, что комната пуста? А если он здесь, то почему молчит?

Только она хотела что-то сказать, как тут произошло какое-то движение и ее вдруг завернули в толстую и мягкую материю — голову, плечи и руки по швам, ей пришлось дышать в ворсистый бархат. Несчастная, оскорбленная, она начала задыхаться и кашлять так, что ноги ее подкосились, но ее тут подняли и прижали к твердой, как камень, груди, и понесли.

Ей не хватало воздуха, она кашляла, но понимала, что ее уже несли по коридору, так как сквозь материю просачивался слабый свет. Затем скрипнула дверь балкона, которым заканчивался коридор. Она вскрикнула, попыталась пнуть кого-то ногой, но захвативший ее в плен еще крепче прижал ее к себе.

До нее донеслось кваканье лягушек, на ногах чувствовалась свежесть и прохлада воздуха. Она очутилась вне дома. Она набрала в легкие воздух, чтобы снова закричать и в этот момент почувствовала, как ее бросили в пустоту. Из ее сдавленного горла вырвался крик.

Падает, она падает, завернутая в этот ужасный материал! Что станет с ней и с ее телом, когда она ударится о землю?

Но тут ее поймали, с силой прижали к себе и кто-то ясно и откровенно чертыхнулся ей в ухо.

Рован. Он открыл ей лицо и она увидела, как над ней через балкон перелез Омар, а потом, захватив руками и ногами колонну, как гигантская человекообразная обезьяна, которую Кэтрин однажды видела в большой книге по Африке, заскользил вниз.

— Что вы делаете? — Сдавленно, испуганно, но с достоинством потребовала она объяснений у темной фигуры, державшей ее на руках.

Ей не ответили. Когда Омар приземлился, Рован бросился бежать. Их ждал запряженный экипаж. Омар распахнул дверь и отступил назад. Рован вошел с Кэтрин вовнутрь и захлопнул дверь. И прежде чем она смогла сесть, они уже вовсю мчались из Аркадии по дороге, ведущей в Св. Фрэнсисвилль.

То, что она протянула руку к двери, было обыкновенным рефлексивным действием, она и не надеялась, что ей что-нибудь удастся. Не удалось. Рован схватил ее за руку и. прижал к сиденью.

— Что вы пытаетесь сделать? — раздраженно спросил он. — Хотите себя убить?

— Вам не удастся это сделать, — ответила Кэтрин сквозь зубы.

Он ответил не сразу.

— Уже все сделано.

— Куда вы едете? Куда вы меня везете?

В ней была такая смесь гнева и надежды, помноженная на остатки страха, что она едва осознавала, что говорит.

— Для начала на пароход в Новый Орлеан, потом, возможно, к моей матери, это недалеко от Нового Орлеана, а после этого в любое место в широких просторах земли, где всем безразлично, что я держу женщину против ее воли.

— Но… у меня нет одежды, — с трудом произнесла она.

— Дельфия упаковала сундук. Он там, сзади. А сама она с Омаром.

— Я скажу капитану, что вы похитили меня, — в замешательстве и неуверенно, но она еще пыталась бороться.

— Если ты меня вынудишь, я волью тебе в горло бутылку виски еще до того, как мы будем на пароходе. Капитан поймет, когда я объясню ему, что ты глубоко заблуждаешься.

Она немигающим взглядом смотрела на него в темноте. Потом чуть слышно произнесла:

— Ты не посмеешь.

— Ты думаешь, что я также освобожу тебя от своей любви, как ты освободила меня? Я не так сговорчив. Я хочу тебя так, как никого никогда не хотел в своей жизни. Ты — мой дом, мой очаг, мое самое последнее пристанище. В тебе мое спасение и мое искупление, ты — мое золотое руно, золотое сияние. Ты — мои анютины глазки, которые я искал повсюду — в бесконечных бурных морях и завшивленных городах. Я так тосковал по тебе, так желал тебя! Я завязал в тугой узел всю свою волю, пытаясь сдержать себя, чтобы не снести голову твоему мужу. И если ты думаешь, что теперь я потеряю тебя только потому, что какие-то угрызения совести привязывают тебя к умершему человеку, то тогда ты меня не знаешь.