и сжал ладонь Гиацинты на своем плече. Потом потерся о неё щекой и легко поцеловал. — Моя дочь, — сказал он. — Ты можешь в это поверить?
— Конечно могу. У этого ребенка, — сухо уведомила она, — голос, как у гренадера, и упрямство, как у ослицы. В вашем родстве можно не сомневаться.
Трапп засмеялся так довольно, словно услышал самую лучшую похвалу.
Вернулась Магда с рожком подогретого молока.
— Хотите её покормить? — предложила она генералу.
Он закивал с такой готовностью, что как только у него голова не оторвалась.
— Как страшно, — доверчиво признался он Гиацинте, — вдруг я её сломаю?
— Да, получилось бы нескладно.
Магда осторожно передала младенца генералу. Катарина уже беспокойно причмокивала губами, еще не проснувшись окончательно, но уже предчувствуя молоко.
Присев в кресло, Гиацинта задумчиво глядела на Траппа с младенцем на руках.
Картина, как ни странно, была очень правильной.
— Она посмотрела прямо на меня! — ахнул генерал. — Дорогая, она пьет молоко! Господи, это чудо, — он помолчал, наслаждаясь моментом. Потом спросил куда более грустно: — А Лиза?..
— Её похоронили на городском кладбище. Питер покажет тебе где.
— Как печально. Она была славной.
Это было правда печально. Если бы эта женщина осталась живой, у Гиацинты было бы куда меньше хлопот.
Когда дочь Траппа покончила с молоком, она повозилась, поморгала, открыла свой крохотный рот и начала вопить.
Гиацинта невольно рассмеялась, увидев, как испуганно подпрыгнул великий генерал.
— Не пугайся так, — пытаясь перекричать трубный рев, воскликнула она, — доктор говорит, что эта девица так проявляет характер. Ребенок абсолютно здоров.
Трапп торопливо вручил девочку няне.
— Это ненадолго, — утешила его Гиацинта, — минут на десять. Потом это чудовище станет опять человеком. Хочешь, мы перейдем в более тихое место?
— Да, пожалуйста, — взмолился Трапп.
— Мужчины, — подмигнула она девчонке, — всегда сбегают от трудностей. Запомни это, крошка Кэт, и в жизни рассчитывай только на себя.
Трапп оскорбленно нахмурился, потом рассмеялся и протянул руку Гиацинте.
Они прошли через пустынный холл, миновали узкий коридор, потом Гиацинта толкнула одну из дверей, приглашая Траппа в свою личную гостиную. Тщательно заперев замок, она последовала дальше — кабинет, будуар, и, наконец, спальня.
И на каждой из дверей она задвигала засов.
— Ого, — произнес Трапп, — какие серьезные у тебя намерения…
И осекся, увидев решетки на окнах.
— Теперь я живу так, — мрачно проинформировала Гиацинта, — но мне не хотелось бы сейчас об этом говорить. Куда именно тебя ранили?
Трапп молча ткнул себя в бок.
Гиацинта сосредоточенно усадила его на кровать, стащила с него чужой мундир, распахнула рубашку.
— О, господи, — вырвалось у неё при виде безобразного рубца.
— Рана не так уж и серьезна, — начал оправдываться Трапп, — доктор сказал, что шрам станет значительно бледнее со временем… — и осекся, когда Гиацинта опустилась на колени между его ног и прикоснулась губами к рубцу. Прижавшись щекой к его бедру, она посмотрела на него снизу вверх. Ресницы Траппа дрогнули.
— Как это произошло?
Он вздохнул.
— Ты меня возненавидишь, — совершенно несчастным голосом начал генерал, — но я пострадал, спасая жизнь Найджелу Бронксу. Прости меня за это.
— Он тебе рассказал? — тихо спросила Гиацинта, с удовольствием ощущая, как Трапп рассеянно ерошит её волосы.
— Рассказал. Он думал, что я умру, и решил облегчить свою совесть. Пытался выпросить прощения.
— Выпросил?
— Нет, — коротко и безоговорочно ответил Трапп.
— Где он сейчас?
— Остался в регулярных гарнизонах на землях канагайцев. Не думаю, что мы увидим его здесь в ближайшее десятилетие. Тебе не стоит переживать по этому поводу, дорогая. Одним шрамом больше, одним меньше…
— Восемнадцать, — сказала она, улыбаясь.
— Что? — не понял генерал.
— На твоем теле было восемнадцать шрамов. Теперь их стало девятнадцать.
— Ты их считала? — глухо спросил Трапп и, склонившись, подтащил Гиацинту вверх, усадив её на свои колени. И снова поцеловал её — уже явно всерьез. Она буквально физически чувствовала, как в ней зарождаются страсть и неистовство. Горячие шероховатые губы скользили по шеё и груди, руки спускали лиф вниз, обнажая горошины сосков, распускали шнуровку на платье, тянули подол вверх и гладили колени.
Им пришлось встать, чтобы избавить её от одежды, и Гиацинта ликующе засмеялась, когда он присел, поставил её ступню на свое колено и принялся стягивать чулок.
Она еще помнила, как он вот так же приседал перед ней на корточки в Изумрудном замке и его пальцы ласкали её щиколотки.
— Как ты прекрасна, — сказал Трапп, медленно поднимаясь и отступая на шаг назад, чтобы охватить её своим взглядом целиком.
Обнаженная и торжествующая, она плавно покрутилась, демонстрируя всё, чем была богата.
Генерал издал низкий горловой звук и подхватил Гиацинту под ягодицы, опрокидывая их обоих в постель.
— Черт, — выругался он и достал из-под подушки револьвер.
— Ах да, — Гиацинта бросила оружие на пол. — Подожди минутку, — перекатившись, она извлекла из-под другой подушки кинжал и тоже выкинула его. — Вроде всё.
Трапп попытался что-то сказать, но она не дала ему такой возможности, притягивая его к себе и целуя до тех пор, пока встревоженная морщинка между его лохматыми бровями не разгладилась.
Гиацинта обожала эти мгновения, когда неторопливая нежность Бенедикта вдруг разлеталась в лоскуты и в нем проступало то завораживающее её неистовство, которое всякий раз отзывалось трепетом во всем её теле.
Сейчас, после такой долгой разлуки, Трапп, кажется, исчерпал все запасы своего терпения, пока медленно раздевал её и любовался ею. Заполучив же Гиацинту в свое полное распоряжение, он уже не в состоянии был проявлять хоть сколько-нибудь сдержанности.
Она повсюду ощущала его руки, ласкающие её поспешно и жадно. Горячий рот то приникал к её губам, то обжигал шею, плечи или грудь.
В такие минуты Гиацинта полностью утрачивала свою обычную энергичность, становясь покорной и позволяя ему все, чего он хочет. Никто не мог бы противостоять этому напору, да и не было такого желания.
Хотелось тихо растаять в этих руках, как воску на огне.
Бедра Траппа плотно прижимались к её бедрам, и она ощущала, как пульсирует от возбуждения его член.
Ладонь Траппа легла между её ног, и он что-то простонал ей прямо в рот от удовлетворения, ощутив, какой влажной она была.
Правда состояла в том, что она стала такой с той минуты, как закрыла за ними дверь в спальню.
Гиацинта потянула Бенедикта ближе, смертельно мечтая ощутить его внутри себя, и когда он вошел в неё, едва удержала ликующий крик, который рвался из её груди.
Только теперь она поняла, какой одинокой была все эти месяцы.
Трапп двигался быстро и сильно, и совсем скоро крупная дрожь пронзила все его
