преисполнен горечи. — И я более чем уверен, что всё это из-за Бронксов. Если бы не Найджел, всего этого бы просто не происходило.
— Ну, он превратил меня в богатую женщину.
— Мертвым деньги ни к чему.
Она пнула его коленом по бедру, ойкнула и зашипела от боли.
— Иди к черту, Трапп. Я вовсе не собираюсь умирать.
— Ударилась?
Генерал подхватил её за талию и посадил на стол. Склонился ниже, подул на коленку.
Погладил её, и его руки медленно поползли выше, губы прокладывали дорожку к бедру. Гиацинта дернула его за волосы, ища поцелуя, скрестила ноги за его спиной, откинулась назад, опираясь на руки.
— Тебе не кажется, что нам надо каким-то образом привести в порядок наши жизни? — хрипло проговорил Трапп, обхватив ладонями её лицо.
— Что это значит? — спросила она.
— Пока не знаю, — ответил он, — но обязательно скоро пойму.
— Ты меня пугаешь, — пробормотала она, прячась за поцелуем от серьезных разговоров.
— Ты никогда не хотела ребенка? — спросил Трапп, аккуратно поливая теплую воду из кувшина на волосы Гиацинты.
От неожиданности она едва не утонула в своей мраморной ванне.
Крауч навсегда лишил её такой возможности, но она и прежде не рвалась к материнству. В тот день, когда Гиацинта посадила маленького Джереми в дилижанс, она пообещала себе, что никогда больше не возьмет на себя заботу о другом живом существе.
— Неа, — довольно беззаботно отозвалась она. — Ненавижу детей.
— Ты хорошо позаботилась о Катарине.
— Мне не пришлось её извергать из себя. Когда ты заберешь девочку?
— Может… она пока останется у тебя?
— Ни за что на свете, — выпалила Гиацинта.
Трапп засмеялся, плеснув водой ей на грудь.
— Ну сама подумай: официально меня вообще нет в этом городе. Я прибуду сюда завтра… — он посмотрел за окно, — сегодня утром в блеске славы и золота эполет. Если кто узнает, как я удрал от собственного войска в мундире одного из капитанов ради того, чтобы увидеть тебя хотя бы на день раньше, то над этим вся столица будет хохотать целый месяц.
— До завтра я подожду.
— Мне бы хотелось, чтобы ребенок остался с тобой, — серьезно сказал Трапп, и в его голосе прозвучали несвойственные ему просительные нотки. — Я был бы тебе очень признателен, правда.
— Для чего ты мне пытаешься навязать свою дочь?
— Потому что я доверяю тебе больше всех на свете?
Гиацинта вздохнула.
Ничему этого глупого генерала жизнь не учит.
Трапп, как и положено приличным любовникам, покинул её дом на рассвете, и надо было ложиться спать, поскольку бессонные ночи не красят ни одну женщину, но вместо этого Гиацинта позвала Питера.
— Ну вот, — сказала она, — я не пойду утром приветствовать генерала. Вы довольны?
Свон насмешливо кивнул.
— Благодарю вас. Вы оказываете мне большую услугу.
— И не надо на меня так ехидно смотреть, вам генерал вообще обещал оторвать голову! Где Эухения? У нас или у Траппов?
— В детской.
Гиацинта легко вбежала по лестнице. В ней бурлила юная, необузданная энергия, требующая действия.
— И не забудьте про вечер! — крикнула она сверху Свону.
Старуха с Катариной на руках сидела в кресле-качалке у окна и смотрела на просыпающуюся улицу.
— Как там Люси Смолл? — спросила Гиацинта, усаживаясь на подоконник.
Молчание было ей ответом.
После того, как к Люси пришли неизвестные люди, требующие архивов Крауча, и от которых Эухения отбивалась кочергой и шипением, старуха злилась на Гиацинту.
Люси отделалась парой синяков и новым зубом, заточенным на бывшую соперницу. Ходили слухи, что она каждый день наведывалась к Стиву в темницу и твердо намеревалась выйти за него замуж.
Учитывая, в каком плачевном положении пребывал сейчас бывший король, оставалось поверить в невозможное: мерзавка Люси любила Стива, несмотря на его оспины и неприятный характер.
Чудеса действительно встречались.
Гиацинта отказывалась верить в жертвенную любовь. Одно дело — иметь дела с прославленным и богатым генералом, и совсем другое — с опальным узником, чье будущее пребывало в тумане.
Но иной причины поведению Люси Смолл не находилось, и это до ужаса раздражало.
Да и Эухения с некоторых пор стала совершенно бесполезной, не выдавала секретов Люси, у которой по-прежнему работала то ли прачкой, то ли компаньонкой, а то ли телохранителем.
Бездумно глядя в окно, Гиацинта пыталась себе представить, как генерал и Розвелл въезжают сейчас в город в окружении офицеров, и лошади гарцуют, а горожанки бросают в них цветами и записочками.
Что мешало Стетфилду построить свой дом на центральных улицах, а не в тихом зажиточном квартале, где никогда ничего не происходило?
На дворцовой площади Траппа будет встречать король. Там же будут Чарли и Маргарита, а также отец Бенедикта.
Вся его семья, кроме самой маленькой частички.
— Дай мне эту девицу, — попросила Гиацинта, — и перестань на меня дуться. Люси Смолл сама во всем виновата, если бы она не упекла меня в тюрьму, Трапп бы не женился черт знает на ком. И ладно бы была знатная дама, а тут позор один!
Эухения выразительно хмыкнула, обозначая свое отношение к тому, кто именно позорит генерала, и передала ей Катарину.
— Ваш папенька, моя юная госпожа Трапп, — сообщила ей Гиацинта, — сейчас купается в почестях. А мы с вами пойдем купаться в тазике. И нам нисколько не обидно…
Какой-то шум на улице привлек её внимание. Осторожно прижимая к себе ребенка, она выглянула наружу.
Торжественно и неторопливо по довольно узкой улочке выступали валеты верхом на украшенных богатыми попонами лошадях. За ними следовали смеющиеся Трапп и Розвелл, чьи парадные мундиры сверкали золотом на солнце. Следом красовались офицеры, бежали вперед мальчишки, трепетали знамена.
Улочка ожила и забурлила, наполнившись людскими голосами, бряцанием оружия, цокотом копыт.
Генерал сделал изрядный крюк, чтобы проехать под окнами особняка Стетфилдов, и вряд ли в столице остался хоть один человек, кто не понял бы значения этого маневра.
— Девочка моя, — прошептала Гиацинта, неосознанно целуя детскую макушку, — да твой отец сумасшедший. Он окончательно спятил.
Эухения выдернула из вазы букет ирисов, горделиво вышла на балкон и бросила цветы вниз, под ноги генерала. Подняла руку вверх, приветствуя процессию, и одобрительно кивнула головой. Трапп послал ей воздушный поцелуй и, к всеобщему потрясению, Эухения ответила ему тем же.
— Экий дурдом, — резюмировала Гиацинта, — одни мы с тобой тут нормальные, крошка Кэт.
Вечером был большой прием у короля, и Гиацинта вся извелась, выбирая между изумрудами и алмазами, подаренными ей Траппом.
Ах, почему нельзя было надеть все сразу!
«Ну и дурочка же ты, Катарина», — мрачно сказала она сама себе наконец и
