Повернувшись, он поспешил по Юнион-сквер, повторяя про себя, как навязчивую мелодию: «Целых два часа от Джерси-Сити до старой Кэтрин… Целых два часа – а может быть, и больше».
Глава 29
Темно-синий экипаж жены (еще сохранивший свой свадебный лак) встретил Арчера на пароме и с великолепным удобством доставил его на конечную станцию Пенсильванской железной дороги в Джерси-Сити Пенсильванский вокзал.
День был хмурый и снежный, и в просторном гулком здании вокзала горели газовые фонари. Шагая взад-вперед по платформе в ожидании Вашингтонского экспресса, он вспомнил, что существуют люди, утверждающие, что однажды под Гудзоном появится туннель, чтобы поезда Пенсильванской железной дороги могли прибывать прямиком в Нью-Йорк. То были собратья мечтателей-визионеров, провидящих строительство кораблей, которые смогут в пять дней пересекать Атлантику, изобретение летательного аппарата на электричестве, беспроводной телефонной связи и прочих чудес из арабских сказок.
«Что из всех этих мечтаний сбудется, а что нет, мне все равно. Пока туннель не прорыли – и точка». С какой-то безотчетной мальчишеской радостью он рисовал себе, как мадам Оленска появляется из вагона, он видит ее еще издалека, различает ее лицо среди множества других стертых, ненужных лиц, представлял, как она, приникая к нему, берет его под руку, и он ведет ее к экипажу, как они медленно движутся к пристани среди оскальзывающихся лошадей, груженых телег, горластых возчиков, а затем внезапно – тишина парома, где они будут сидеть рядом в недвижном экипаже под падающим снегом, и будет казаться, что земля уплывает куда-то, перенося их на другую сторону солнца. Невероятное количество вещей, которые ему требуется ей сказать, и в каком красноречивом порядке они уже выстроились, изготовившись на его губах…
Свистки и гул приближающегося поезда, и вот тяжело и медленно он вполз на станцию, подобно чудовищу, тяжело волочащему в свою берлогу добытые им на охоте трофеи. Арчер, работая локтями, протиснулся через толпу и стал слепо вглядываться в одно за другим высоко расположенные вагонные окошки. А затем вдруг совсем близко он увидел лицо мадам Оленска, бледное и удивленное, и в который раз был уязвлен сознанием, что позабыл, как она выглядит.
Они встретились, руки их соединились, он взял ее под локоть:
– Сюда, пожалуйста, у меня тут экипаж, – сказал он.
А после все происходило так, как он и представлял: он усадил ее в экипаж, помог разместить вещи и смутно помнил потом, как должным образом успокоил ее насчет состояния бабушки и кратко рассказал о случившемся с Бофортом (и был поражен ее негромким: «Бедная Регина!»).
Между тем экипаж, выбравшись из привокзальной сумятицы, медленно и опасливо полз по ведшему к пристани скользкому спуску, то и дело рискуя быть задетым то шаткой телегой с углем, то некстати замешкавшейся лошадью, то встрепанным посыльным на повозке, а то и пустыми похоронными дрогами.
– Ой, похоронные дроги! – Она зажмурилась, вцепившись в руку Арчера. – Только б это не за бабушкой!
– О нет, нет, ей гораздо лучше, с ней все хорошо, правда! Ну вот они уже и проехали, – сказал он, словно это в корне меняло положение.
Ее рука оставалась в его руке, и когда экипаж, накренившись, въезжал по мосткам на паром, он, склонившись к ее руке, расстегнул узкую коричневую перчатку и, как драгоценную реликвию, поцеловал ее ладонь.
С легкой улыбкой она высвободила руку, и он спросил:
– Вы не ожидали увидеть меня сегодня?
– О да, никак не ожидала.
– Я собирался ехать в Вашингтон, чтоб вас увидеть, уже все для этого подготовил. Еще бы чуть-чуть, и мы бы разминулись.
– О! – воскликнула она, словно испуганная грозной вероятностью такой перспективы.
– Знаете, я ведь с трудом вас вспомнил!
– Вспомнили с трудом?
– То есть… как бы это объяснить. Каждый раз я вижу вас как будто заново.
– О да, понимаю, понимаю!
– Это значит, и вы тоже так видите меня? – допытывался он.
Не отрывая взгляда от окна, она кивнула.
– Эллен… Эллен… Эллен!
Она не отвечала, и он сидел молча, глядя, как ее профиль теряет четкость на фоне заснеженных сумерек за окном. «Чем занималась она все эти долгие четыре месяца? – думал он. – Как мало, в конце концов, знают они друг о друге!» Драгоценные минуты утекали, а он забыл все, что готовился ей сказать и мог только беспомощно и грустно размышлять о тайне их отдаленности и в то же время близости, воплощенной, как казалось, в этом их сидении в экипаже – так близко, а лиц как следует не разглядеть.
– Какой хорошенький экипаж! Он Мэй? – спросила она, внезапно повернувшись к нему от окна.
– Да.
– Значит, это Мэй послала вас меня привезти, да? Как мило с ее стороны!
На мгновение он запнулся с ответом, а затем с бурным волнением проговорил:
– Секретарь вашего мужа приходил ко мне в тот же день, что мы встретились в Бостоне. – В своем коротком письме к ней он не упомянул о визите мсье Ривьера и собирался похоронить этот эпизод, никому не рассказывая о нем. Но когда она напомнила ему, что находятся они в экипаже его жены, у него возникло мгновенное желание отомстить, посмотрим, так же приятно ей будет упоминание о Ривьере, как ему о Мэй! Как и в других случаях, когда он надеялся выбить ее из обычного состояния спокойной уравновешенности, она не выказала признаков удивления, отчего он сразу заключил: «Значит, он ей пишет».
– Мсье Ривьер пришел повидаться с вами?
– Да. Разве вы не знали?
– Нет, – просто ответила она.
– И вас это не удивляет?
Она поколебалась:
– Почему это должно меня удивлять? В Бостоне он рассказал мне, что знаком с вами, что вы встречались, кажется, в Англии.
– Эллен! Я должен узнать у вас одну вещь.
– Да.
– Мне хотелось спросить вас об этом сразу же, как только я его увидел, но в письме это невозможно. Это Ривьер помог вам бежать, когда вы бросили мужа?
– Да. Я очень ему обязана, – отвечала она недрогнувшим голосом, как всегда спокойно.
Тон ее был таким естественным, почти безразличным, что смятение чувств Арчера утихомирилось. В очередной раз самой естественностью своею она дала ему почувствовать, как глуп он в своем консерватизме, хотя и считает себя человеком, сумевшим отбросить привычные условности.
– Я считаю вас честнейшей в мире женщиной! – вскричал он.
– О нет, может быть, просто не из самых суетливых, – сказала она с улыбкой в голосе.
– Называйте это как хотите, но вы умеете глядеть на вещи прямо и видеть их как они есть.
– Ах, приходится. Мне случалось глядеть в глаза Горгоне.
– Ну… и это вас не ослепило. Вы увидели, что она просто старое пугало, как и все другие.
– Она не ослепляет, но слезы она сушит.
От такого ответа все жалкие слова Арчера замерли на его губах: ответ был рожден в глубинах опыта, ему недостижимых. Медленное движение парома
