В тюремной камере она уже ничего не сможет сделать для освобождения папы. А других рыцарей в сияющих доспехах у него нет.
Единственным положительным моментом увольнения было то, что теперь она могла свободно распоряжаться своим временем. Она навестила мистера Мэнди, но молодой неопытный адвокат так и не сумел добыть доказательства невиновности своего подзащитного. Она дважды ходила к отцу. Он решил, что ее уволили после той заметки в газете, и она не стала его разубеждать.
Она без конца перечитывала цитаты, оставленные Призраком, пытаясь найти в них какой-то смысл.
Вот и сейчас, опершись локтями на стол, она всматривалась в лежавший перед ней листок. Напротив каждой цитаты было проставлено имя жертвы и список украденного. Сейчас перед ней лежала записка, которую Призрак оставил под шкатулкой леди Хейвенден. Клер всматривалась в каждое слово в надежде уловить скрытый смысл. Она заглянула в каждую пьесу, перечитала сцены, из которых были взяты цитаты, пытаясь найти ключ к каждой фразе. Она даже пробовала интерпретировать цитаты как зашифрованное обвинение лорда Уоррингтона ее отцу.
Ничего не получалось.
Время таяло как дым. Уже осталось меньше недели, а Клер ни на йоту не приблизилась к истине. И даже хуже того. Теперь она не имела доступа в Уоррингтон-Хаус и не могла узнать, что хранится в сейфе у деда.
Стараясь не поддаваться отчаянию, Клер встала и пошла, готовить чай. У нее ушло несколько минут на то, чтобы зажечь спиртовку. Пока вода нагревалась, Клер осматривала комнату, обещая себе, что папа сюда еще вернется. Скоро он снова будет сидеть за этим старым дубовым столом и строчить как сумасшедший свои статьи, останавливаясь только для того, чтобы обмакнуть перо в чернила. Или сядет в свое любимое кожаное кресло у камина, водрузит на нос очки с проволочными дужками и углубится в чтение…
Внезапно воображение подкинуло ей другую картинку: как сердитый и неприступный Саймон рыскает по квартире и унижает ее отца. Должно быть, он методично обошел обе комнаты, посмотрел под кроватями, перебрал книги на полках, перетряхнул содержимое сундука, в котором хранились вещи Клер.
Она пришла в негодование от мысли, что он брал в руки ее вещи, умывальные принадлежности отца, шарил в буфете, где стояла посуда. Он наверняка засовывал пальцы в коробку с сахаром и в деревянный ящичек, в котором у папы хранится чай.
С горькой усмешкой Клер взяла щепоть чая и бросила его в коричневый потрескавшийся чайник. Она подумала, что Саймон мог стоять на этом самом месте и держать этот самый чайник теми же самыми руками, которые так нежно ласкали ее той ночью…
В ту же секунду память унесла ее туда, где они лежали, тесно обнявшись, и, казалось, стали единым целым…
К ее глазам подступили слезы, и она быстро захлопала ресницами, пытаясь сморгнуть их. Лучше она будет думать о Саймоне как о человеке, который вторгся в дом невинного человека. Он всего лишь заносчивый аристократ, который с готовностью поверил, что папа – ее милый, добрый, скромный папа – много лет подряд копил злобу и, в конце концов, начал мстить оскорбившей его знати. Саймон не захотел даже слушать, что папа стал жертвой чьего-то коварного плана.
Клер налила себе чаю и вернулась к столу. Саймон нашел браслет своей матери в нижнем ящике письменного стола. Кто мог его туда положить?
Может, камердинер деда Оскар Эддисон? Но мог ли дед знать, где они живут? Когда мама была жива и писала ему письма, они жили в другой квартире, намного больше этой: там были две спальни, гостиная и кабинет. После маминой смерти отец нашел квартиру поменьше, а после того, как Клер уехала преподавать в Кэнфилдскую академию, он переехал в эту крошечную двухкомнатную квартирку.
И что же, все эти годы дед следил за их перемещениями? Выходит, следил.
Тогда он, возможно, следил и за ней. К горлу Клер подступил комок. Мстительный, злобный, безжалостный старик.
Капли дождя стучали по стеклам, и на душе у нее было так же пасмурно, как за окном. Начали сгущаться сумерки; Клер зажгла свечу и поставила на стол. Потом обхватила холодными пальцами чашку и, прихлебывая горячий чай, снова предалась размышлениям. Отец, бывало, дни напролет просиживал в библиотеке, и сколько она его ни предупреждала, частенько забывал запереть дверь. При желании любой мог дождаться, когда он уйдет из дома, проникнуть в квартиру, выкрасть счет из лавки и подбросить в ящик стола браслет.
Клер быстро отставила чашку и выдвинула нижний ящик стола. Он протестующе скрипнул, но все же предъявил на обозрение свое содержимое: стопку простой бумаги, пожелтевшей от времени, – самой дешевой, какая продавалась в лавке за углом.
Переложив бумагу на стол, Клер обследовала дно ящика, пошарив в дальних углах, и, к своему удивлению, вытащила маленький, сложенный вчетверо листок.
Сердце Клер забилось тяжелыми медленными толчками. Она развернула листок. От того, что там было написано, у нее по спине побежали мурашки.
«Но всем видна здесь Божия десница,
Должны мы вышней воле подчиниться».
Клер мгновенно узнала, откуда взяты эти строки: «Ричард II», пятое действие. И почерк принадлежал Призраку.
Она не знала, смеяться или плакать. О-о, ну почему Саймон не нашел тогда эту записку? Ведь это сразу поставило бы под сомнение виновность ее отца! Теперь он, конечно, скажет, что она сама подбросила ее.
Клер приобщила найденный листок к остальным, положив его поверх того, что был найден у леди Хейвенден. Вдруг, бросив взгляд на листок, где все цитаты были собраны вместе, она обратила внимание на одну особенность. От волнения у нее задрожали руки. Господи, так и есть. Первая буква каждой цитаты совпадала с первой буквой фамилии жертвы. Это не может быть случайным совпадением. Одиннадцать совпадений не могут быть случайностью.
А может быть, эти цитаты – анаграммы?[26] Может быть, Призрак зашифровал в каждой цитате имя следующей жертвы? Клер взяла чистый листок бумаги и попыталась проверить эту версию. Но не успела она, как следует сосредоточиться, как в дверь постучали.
Клер выронила перо. В последние два дня к ней никто не приходил. Даже Розабел не знала, где она поселилась.
Вероятно, это Саймон пришел арестовать ее.
Клер сглотнула. Первой ее мыслью было где-нибудь спрятаться, но она тут же осознала тщетность этой попытки. Что ж, ничего не остается, как встретить испытание с гордо поднятой головой.
Она медленно поднялась, подошла к двери, повернула ключ и распахнула дверь настежь. Она подняла глаза, ожидая увидеть Саймона, и уперлась взглядом в высокий черный цилиндр. Она опустила взгляд ниже и увидела бледно-голубые глаза, густые рыжеватые усы и маленький подбородок.
