— Нашли что-нибудь? — с тревогой во взгляде спросил Уорли.
Маркус покачал головой:
— Ничего. Но у Элларда действительно острый глаз. Награди его. — Маркус помедлил. — И успокой своих людей. Прекрати слухи и разговоры. Скажи, что… что миссис Шербрук забыла меня предупредить, что едет в гости к друзьям и что лошадь ее случайно ушла.
Уорли, казалось, собирался возразить, но что-то во взгляде Маркуса заставило его закрыть рот.
От звука приближающегося экипажа Маркус вздрогнул и обернулся, но отчаянная надежда, вспыхнувшая в его груди, умерла, когда он увидел, что это всего лишь один из его арендаторов, Бартлетт. Тяжелая телега фермера скрипела и стонала. Бартлетт натянул поводья.
— Доброго вечера вам, мастер Шербрук! У меня для вас кое-что есть, — сказал он, вынул из нагрудного кармана конверт и протянул его Маркусу. — Какой-то парень остановил меня на дороге и дал целую гинею, чтобы я доставил вам это. Сказал, надо отдать вам из рук в руки.
Маркус надеялся, что никто не увидел, как тряслись его пальцы, когда он брал у Бартлетта конверт. Он кивнул:
— Спасибо. — Он посмотрел на конверт, уже вполне себе представляя, что там внутри. — Вы можете описать человека, который вам это дал?
Бартлетт, озадаченный, ответил:
— Он вел себя, как будто он вам друг. Разве нет?
Маркус покачал головой:
— Нет. Не друг. Что вы можете о нем рассказать?
Бартлетт почесал за ухом:
— По правде говоря, сэр, я не обратил на него особого внимания, но насколько я помню, он выглядел как джентльмен, да и говорил тоже. Статный такой на породистой лошади, но как я сейчас вспоминаю, он надвинул шляпу низко-низко, так что лица я не разглядел и вряд ли его узнаю. — Бартлетт явно заволновался. — Я сделал что-то не так, сэр?
— Нет. Вы все правильно сделали. Спасибо за беспокойство. — Маркус выдавил улыбку.
Бартлетт ухмыльнулся:
— Никакого беспокойства, сэр! За целую-то гинею.
Маркус попрощался с ним и пошел к дому. У входа в холл его встретил взволнованный Томпсон:
— Есть новости, сэр?
— Подозреваю, содержимое этого конверта поведает мне то, что я хочу узнать, — ответил Маркус и помахал конвертом. Он твердо посмотрел на Томпсона. — Для всех моя жена внезапно решила навестить друзей и забыла предупредить меня. Ее не будет несколько дней. Сообщите слугам.
Томпсон сглотнул:
— А ее лошадь, сэр? Почему она вернулась домой без мадам?
— Возможно, потому, что отвязалась от экипажа, в котором ехала моя жена. — Маркус бросил на Томпсона еще один взгляд и поднял конверт: — Все здесь. Даже ее извинения за то, что она заставила всех волноваться. Пустите слух о том, что произошла ошибка и теперь все в порядке. — Голос его сделался очень жестким. — В порядке. Просто отлично.
Томпсон поклонился:
— Хорошо, сэр. Я прослежу за этим.
Закрывшись в кабинете, Маркус сорвал сюртук и галстук. Он не сводил взгляда с конверта, лежавшего посередине большого письменного стола. Ему не обязательно было его вскрывать, чтобы узнать, что внутри. С той минуты, когда он узнал, что лошадь Изабел вернулась без нее, он отчасти приготовился к тому, что получит письмо о выкупе. Да, бывают несчастные случаи, но его жена — искусная наездница, к тому же кобыла, на которой она ехала, не отличается буйным нравом. Он с самого начала не верил, что Изабел упала с лошади, и когда поиск ничего не дал, он с трудом сдержал панику, которая грозила захлестнуть его. Следы, которые они с Эллардом нашли, только подтвердили его подозрения: Изабел исчезла не случайно, и не случайно ему именно сегодня привезли этот загадочный конверт.
Маркус плеснул бренди в бокал и сел за стол. Он рассматривал конверт так, будто перед ним лежала смертельно опасная гадюка. Все, что ему нужно сделать, — это вскрыть его и подтвердить свои самые большие страхи.
Он потягивал бренди, глядя на плоский конверт, что лежал перед ним, и старался привести мысли в порядок, предусмотреть все ходы и выходы. Но искушение положить конец всем домыслам победило, и он с проклятием на устах поставил бокал на стол и схватил конверт, одним яростным движением разорвал его…
Внутри лежал единственный листок бумаги, и по мере того как Маркус читал скупые слова, его пробирал озноб. Боже правый, только не это!
С жестким, суровым лицом он скомкал записку в руке и пулей вылетел из кабинета. Не замечая ничего на своем пути, он помчался к конюшням, едва не сбив с ног не ко времени подвернувшегося Уорли.
Добежав до двери кабинета в конюшнях, он распахнул ее и с диким видом огляделся. На одной из стен на крючке он увидел предмет поисков, аккуратно повешенный туда кем-то из подручных конюха. В четыре шага Маркус оказался там — и сдернул с крючка шинель Уитли.
«Я должен был знать, — рычал про себя Маркус. Он положил шинель на стол. — Мы же догадывались, что этот ублюдок носит меморандум с собой. Я знал, что он должен держать ее где-то поблизости, но ни разу не подумал о шинели. Я вел себя как идиот, а мне надо было только получше пораскинуть мозгами, когда я услышал о взломе и других событиях…»
Сумерки сгущались, и Маркусу потребовался свет. Он зажег пару свечей и поставил их на стол по обе стороны от шинели. Заставляя себя действовать спокойно, он в неверном свете свечей принялся тщательно осматривать и ощупывать тонкое шерстяное сукно. Это заняло несколько минут, но наконец его пальцы нащупали место, которое ощущалось не так. Уитли придумал гениальный тайник, который невозможно обнаружить, Маркус отдал должное его сообразительности. Если бы он не знал наверняка, что меморандум спрятан в шинели, он ни за что не нашел бы его. Но, ощупывая обшивку лацканов, он заметил, что с одной стороны она чуть толще и жестче, чем с другой, — и отыскал меморандум.
Он осторожно распорол виртуозно заделанный шов ножом, и дыхание его участилось: его пальцы коснулись тонкого цилиндра из промасленной ткани. Он вытащил его, поднес к свечам и почти с благоговением вскрыл. Внутри он нашел несколько туго скрученных листов бумаги. И, только прочитав их содержание, он осознал в полной мере, насколько губительным для британских войск оказался бы этот документ, если бы попал в руки французов.
Сурово, стиснув зубы, взирал Маркус на меморандум. В записке шантажиста не было ни слова о меморандуме, но он требовал выдать ему шинель Уитли в обмен на Изабел, и Маркус сразу же понял, что ему на самом деле нужно. Он клял себя на чем свет стоит за то, что вещь, за которой они охотились много дней, все это время провисела у него в кабинете.
Не сводя взгляда с бумаг, которые он держал в руке, Маркус опустился в кресло у стола. Ужас и отчаяние разрывали его на куски. Разве мог он не спасти женщину, которую любит больше жизни? Но сколько жизней окажется загублено, если он передаст этот документ ее похитителям? Разве он не станет предателем, выдав им то, что они требуют? Сердце его сжималось, сжигаемое невыносимой мукой. Он не мог представить жизни без Изабел, не мог представить, что позволит ей умереть, в то время как в его руках — ключ к ее спасению… Но разве сможет он жить, зная, что ее спасение стоило жизни многим добрым англичанам?
