– Заткнись, Леон, – прошипел Айк, удивляясь, что Уилкинс не видит, как беспомощен этот старик. Наверное, он пришел сюда умирать, или его просто бросили здесь.
Несколько минут Айк ломал голову, пытаясь сообразить, к какому племени индейцев принадлежит старик. Едва ли это индейцы, которые идут тропой войны. Судя по следам, в этой группе было всего несколько человек, и, по крайней мере, один из следов принадлежал женщине. Потом Айк подумал, что это, возможно, небольшая группа налетчиков, но тогда вряд ли среди них был бы старик.
Он пожал плечами, теряясь в догадках, затем сказал Леону:
– Пошли!
Этот старик ничем им не угрожал. Его надо оставить, пусть он поет свою лебединую песню, а через пару дней здесь будут кружить канюки.
– Ты не убьешь его, Айк? – Леон не мог понять, зачем оставлять этого индейца, если его можно просто прикончить. Хотя ему было бы противно смотреть, как Айк делает это.
Айк направил свою лошадь на запад, покачав головой; ему не хотелось даже отвечать. По мере того, как они отъезжали от старика в ту сторону, куда указывали следы, оставленные мокасинами индейцев, пение становилось все тише и наконец прекратилось совсем. Старик смотрел вслед этим двоим и думал о своем внуке и двух невестках. Он старался отбросить эти мысли. Сегодня утром, когда он проснулся, это дерево и это место позвали его на вечный покой. Именно сегодня он решил, что настал день, чтобы умереть.
Посмотрев на небо, он запел с новой силой, но что-то было уже не так. Тот мир, в который он себя погружал, вдруг стал ускользать от него.
На своем веку он видел много бледнолицых. Некоторые из них были хорошими людьми, как, например, тот техасец с зелеными глазами и его женщина, у которой волосы напоминали осенние листья. Но были среди белых и плохие люди. Эти двое явно были плохими. Когда они стояли и смотрели на него, он почувствовал запах зла, исходящий от них.
Он смотрел на горизонт, на фоне которого виднелись эти двое всадников, медленно скрывавшихся среди высокой травы прерии. Взявшись за пику, он вытащил ее из земли. Его старые кости всячески сопротивлялись каждому движению. Скоро, говорил он себе, скоро настанет время вечного покоя. Но сначала он должен удостовериться, что эти плохие люди не причинят зла его внуку и женщинам.
Ослепительное солнце заставило Дэниеля прищуриться. Лучи его отражались от каждого камня, от каждого дерева, от каждой травинки. Прикрываясь рукой, Гастингс с надеждой поглядывал на горизонт, на безоблачное небо, стараясь увидеть хоть какой-нибудь признак того, что погода переменится. Но напрасно: лишь одно облачко нарушало голубое великолепие неба.
Он позволил себе немного подумать о Дженни, чувствуя, что совершил ошибку, уехав от нее. Он до сих пор не обнаружил никаких следов, если не считать пепла от недавнего костра. Дэниель наткнулся на него в последний момент. Если бы не это, он уже возвращался бы к своей жене.
Дэниель произнес слово «жена» вслух с особым наслаждением. Его жена! Он оставил ее одну, в мучительном ожидании, в сомнениях, стоило ли ей вообще выходить замуж за такого человека, как он.
«Проклятие, Гастингс, подобные мысли к добру не приведут, чего доброго тебя еще убьют», – говорил он себе.
Сделав над собой усилие, он переключил свое внимание на следы, появившиеся впереди него. Уже в который раз он обнаруживает, что перед ним проехали не только бандиты. Он, конечно, не мог думать, что нашлось бы слишком много смельчаков или дураков, отважившихся сунуться сюда, на территорию индейцев. Он не знал, как точнее назвать того, кто сунулся сюда – смельчаком или дураком – и к какой категории отнести самого себя, однако он был уверен, что у Джеба Уэллза, если он и оказался здесь, другого выхода не было.
Дэниель вытер пот со лба и развязал шейный платок, погнав свою лошадь рысью. Он понятия не имел, по чьему следу идет: то ли по следу бандитов, то ли по следу Уэллза и Ханны Барнс. Единственное, в чем он был уверен, это то, что должен как можно быстрее закончить с бандитами и вернуться к Дженни.
– Ну разве не прелестный вид? – прошептал Айк. Последние несколько часов Леон старался найти мошку, которая залезла ему под рубаху и не давала покоя. Сначала он даже не понял, что Айк осадил лошадь и остановился. Уилкинс чуть было не врезался в Айка, но вовремя натянул поводья. Прошло несколько минут, прежде чем слова Айка дошли до Уилкинса.
Айк с интересом смотрел вперед, а Леон, выглядывая из-за его широких плеч, вытягивал шею, стараясь увидеть, что же там такое.
– Что там, Айк? Что ты увидел? – Леону очень хотелось узнать, что же так привлекло внимание Айка. Он так же, как и Айк, говорил шепотом. Ему ужасно хотелось увидеть нечто будоражащее, что немного встряхнуло бы его.
Вот уже долгое время они ехали молча, не спеша. Уилкинс очень хотел, чтобы Айк ехал быстрее, и они скорее могли бы догнать Уэллза и женщину. Айк слегка отодвинулся, давая возможность Леону взглянуть на индианку, которая присела у края воды. В руке она сжимала кожаный мешочек, стараясь зачерпнуть воды, но все время отвлекалась от своей работы, поглядывая на птичку, порхавшую над водой. Время от времени птичка опускалась к воде, пытаясь поймать насекомых, возившихся на поверхности.
Она тут же обернулась и посмотрела на всадников, выронив свой мешочек с водой. Вода в прерии имела большое значение, иногда она решала вопрос жизни и смерти. Трясущимися руками она опять зачерпнула воду, затем поднялась и, беспокойно оглядываясь, направилась к женщине и мальчику. Мальчик молчаливо и стоически ждал. Он не знал, что делать. Но он точно знал, что если обнаружит хотя бы малейший признак страха перед этими людьми, это будет означать смерть, и не только для него, но также и для его матери, и для его тетки. Последний белый человек, с которым ему пришлось столкнуться, оказался другом, но он не надеялся, что так будет и сейчас.
Хотя он смутно помнил своего отца – храброго воина, который однажды утром уехал и больше не вернулся, но он хотел быть таким же храбрым. Его дедушка, конечно, не мог полностью заменить ему отца, но сейчас и деда не было рядом, и мальчик оказался наедине с двумя женщинами. Ему было горько от сознания того, что они не смогут должным образом защитить себя. Как никогда раньше, ему сейчас необходимо быть полноценным человеком, а не калекой с этой усохшей рукой. Тем не менее, он собрал в кулак все свое мужество, крепко сжал рукой пику и стал молиться, чтобы Бог дал ему силы.
Айк усмехнулся. И это были индейцы, из-за которых стоило беспокоиться? И эти три ничтожества чуть было не стали ему помехой в поимке Уэллза?
