— Нет, это необязательно. Я так соскучился по тебе, — он сел на диван и посадил ее к себе на колени.
— Я хочу тебя, Абул, — прошептала она.
О, как любил он эту дерзкую страсть, этот голод к его телу. Он приподнял бедра, чтобы она могла освободить его от мешающей им обоим одежды.
Сарита глубоко вздохнула такой родной запах и ее язык заходил по той части его тела, которая, наконец, стала доступной для такого рода ласки.
Она полностью погрузилась в реку желания и ее засосал водоворот страсти.
Потом она рассмеялась и опустилась на его древо, оседлав его сверху.
Абул ответил ликующим смехом, задрал ее юбки и с упоением стал наблюдать за ритмичными взлетами и падениями ее бедер. Резким движением Сарита сорвала ленту, сдерживающую ее волосы, и они рассыпались золотым дождем по ее плечам.
В тот же самый момент он коснулся ее сердцевины, и она закричала, падая вперед.
— Приветствую вас, мой господин калиф, пробормотала Сарита. Думаю, теперь я поприветствовала вас как следует, не так ли?
— Несомненно, — выдохнул он, — какое же ты буйное создание, моя Сарита!
— А ты хотел бы, чтобы я была другой?
— Нет, — ни за что!
Минуту они лежали спокойно, потом Абул вспомнил про визиря, который должен был ждать его в кабинете и простонал:
— Дорогая, у меня есть неотложные дела.
— Так делай их, чем скорей ты их сделаешь, тем скорее вернешься. Разве ты не будешь читать пергамент?
— Да, конечно.
Обычная усталость, следующая за подобным неистовым взрывом любви, не приходила. Она умирала от любопытства.
— Что там в пергаменте?
Лицо Абула было чернее тучи, но он попытался улыбнуться.
— Оно от отца Айки, — сказал он, бросая пергамент на диван. В нем говорится, что она потребовала у него защиты… Я должен встретиться с визирем, Сарита.
— Я не стану тебя задерживать, но возвращайся, пожалуйста, скорее.
— Да, дорогая, — он прижал ее к себе. — Как можешь ты сомневаться в этом?
— Я и не сомневаюсь.
В дверь постучали.
— Мой господин калиф? К вам посланник из Абенцаррати, У него к вам сообщение, «Так рано», — пробормотал Абул про себя.
Не прощаясь, он вышел из комнаты и прошел в приемную. На диване остался лежать забытый пергамент.
Пергамент, исписанный по‑арабски, был в основе своей непонятен Сарите. Она пыталась извлечь из него хоть какой‑то смысл с помощью тех немногих букв, которые знала. Ведь Фадха давала ей, в основном уроки устной речи.
Испанский Сарита знала отлично. Отец ее был грамотным и служил писарем, Эстабан очень гордился своим умением и передал его своему единственному ребенку, как часть семейного наследства, взяв с Сариты обещание, что она сделает то же самое и со своими детьми. Но способность читать и писать по‑испански в данном случае мало могла помочь ей. Сейчас она лежала на диване, погруженная в манускрипт. Заслышав в соседней комнате шаги Зулемы, Сарита позвала ее.
— Ты умеешь читать по‑арабски, Зулема?
Та отрицательно покачала головой.
— Нет, но Кадига умеет. Послать за ней?
Пошли, пожалуйста, — сказала Сарита.
Одно слово из пергамента ее особенно заинтересовало, которое повторялось много раз и, похоже, было очень важным. Она показала его пришедшей Кадиге, тщательно прикрывая текст, находящийся выше и ниже. Сарита прекрасно понимала, что Абул, возможно, не захочет, чтобы содержание его писем стало известно дворцовой челяди.
— Оно означает «не правоверная», — нисколько не колеблясь, сказала Кадига.
— Гм… А это, по‑моему, означает «женщина».
А здесь — имя господина Абула.
— Я и не знал, что ты так преуспела в изучении арабского, Сарита, — раздался голос Абула.
— Боюсь, что все же недостаточно, — сказала она. — Ты можешь мне прочитать его?
— А ты не думаешь, что это послание может иметь частный характер? — добродушно спросил он, взмахом руки отпуская Кадигу.
— Не думаю, — ответила Сарита. — Если бы это было так, ты не стал бы бросать его на диване.
— Да, конечно, — согласился он. — Но я ведь сказал тебе, что в нем написано.
Она покачала головой.
— Какую‑то часть, возможно, но не самое важное.
— А почему ты так хочешь узнать?
— Потому что ты обеспокоен им, и я нисколько не сомневаюсь, что пергамент содержит нечто, связанное со мной.
Глаза ее смотрели на него с вызовом. Партнерства на равных — вот чего она от него хотела.
— Возможно, в нем говорится, что мое присутствие способствовало тому, что ты отверг Айку? Что ты заточил ее в крепость и собирался выгнать из‑за того, что увлекся мною? Ведь никто не знает о том, что она пыталась отравить меня и вынашивала далеко идущие планы, если Айка об этом не сказала сама, а она явно не сделала этого.
— Похоже, ты все это хорошо обдумала, — он сел на диван рядом с Саритой. — Ну что ж, давай посмотрим, что еще тут есть.
— Почему бы тебе просто не прочитать мне пергамент? — спросила она. — Ведь это гораздо проще.
— Ты меня удивляешь, — сказал он сухо, беря у нее пергамент. — Отец Айки сообщает мне, что его дочь находится под его защитой, что она бежала от варварского обращения и угрозы несправедливого изгнания. Эмир считает, что подобным обращением с его дочерью я нанес оскорбление его семье. То, что я отверг его дочь в пользу рабыни и не правоверной, удваивает это оскорбление. Поэтому эмир считает своим долгом отомстить мне.
Он считает, что я должен отречься от престола в пользу моего сына и регента, которого выберет совет, так как я попрал права своих подданных и, следовательно, не достоин правителя народа Гранады.
Изложив, таким образом, содержание пергамента, Абул снова свернул его в трубку и слегка хлопнул им Сариту по макушке.
— Ну, теперь ты все знаешь, Сарита. И что ты на это скажешь?
Она прищурилась.
— И скажу. Ты должен сказать всю правду о предательстве его дочери, пока ей не поверили и остальные.
— У меня нет доказательств.
— А мое присутствие здесь лишь подтверждает обвинение эмира, — медленно проговорила она, — а другие поверят ему?
Абул кивнул.
— Эмир Абенпаррати, второй по значимости семьи в халифате, только что потребовал от меня, чтобы я отрекся от престола. Если я не подчинюсь, то против меня начнут военные действия.
— И все из‑за меня? — нахмурилась Сарита.
Абул утвердительно кивнул.
— Все это не так просто, Сарита. Ты просто оправдание для того, чтобы совершить то, что они уже давно затевали. Но совсем недавно я сделал несколько промашек, которые могли повлиять на нерешительных и привлечь их на сторону оппозиции.
