Судья стукнул молотком.
– Заседание суда возобновится в два часа.
Гидеон вернулся на свое место. Пруденс смотрела на него. Лицо его было бесстрастным, глаза казались невыразительными. И она поняла, что именно это безжалостное и бесстрастное лицо Беркли видел все время, пока Гидеон его опрашивал. Такое лицо могло привести в ужас самого сильного духом и чувствующего себя правым свидетеля. Потом его лицо утратило это выражение и он снова улыбнулся ей и легко коснулся ее руки, проходя мимо стола, за которым она сидела.
– Думаю, все идет хорошо, – сказал он. – Боюсь только, что мы не успеем съесть что-нибудь приличное за ленчем, так как вы не сможете снять вуаль на публике, но я приготовил нечто вроде пикника в своей конторе.
– А мои сестры?
– Они приглашены. Тадиус доставит их, как только зал суда опустеет и вокруг не будет любопытных глаз.
Когда они выходили из здания суда, Пруденс смотрела прямо перед собой. Журналисты выкрикивали какие-то вопросы, но Гидеон их игнорировал и крепко сжимал ее локоть, пока они не оказались на улице, где их ожидал наемный экипаж. Однако не было уверенности в том, что вокруг все безопасно. Как только они оказались в кебе, Гидеон попросил кебмена гнать что есть силы. Щелкнул кнут, и лошадь рванулась вперед.
Пруденс глубоко вздохнула и подняла вуаль.
– Я в ней задыхаюсь, – пожаловалась она. – Теперь мы в безопасности?
– В полной безопасности. – Он повернулся на сиденье, чтобы видеть ее лицо в тускло освещенном экипаже. – Как вы переносите все это?
– Лучше, чем Беркли, – ответила она. – Вы его уничтожили.
– Почти уничтожил, – ответил он серьезно.
– Надеюсь, вы с ним покончите? – спросила она, и сердце ее взволнованно забилось.
– Мне нужно, чтобы ваш отец помог мне прикончить его.
– О!
Теперь Пруденс поняла. Ее отец должен был подтвердить, что человек, которого он считал другом, втянул его в сомнительную аферу и вынудил вложить средства в несуществующий проект, предназначенный только для одной цели – очистить карманы своего так называемого друга. Если отец будет настаивать на том, что его друг никогда не вводил его в заблуждение, что он всегда понимал все мотивы его действий и добровольно и охотно отдал ему залоговое письмо на свой дом, их дело будет проиграно. Защита ничего не сможет сделать. Действия Беркли не могут быть сочтены обманом, а документы подложными, если тот, кого можно было бы счесть обманутым и пострадавшим, будет утверждать, что на самом деле этого не было.
Констанс и Честити молча слушали объяснения сестры. Гидеон обносил их сандвичами с крабами и омарами и стаканами шабли «Премье Крю» и отвечал на вопросы, но успевал внимательно наблюдать за Пруденс и порадовался тому, что она едва прикоснулась к своему вину.
Наконец он сказал:
– Пруденс, я догадываюсь, что сэр Сэмюел вызовет в качестве следующего свидетеля «Леди Мейфэра». Он не может рискнуть и вызвать вашего отца сразу после провала Беркли.
– И мое выступление должно поколебать уверенность отца в правоте его друга и заставить изменить мнение и показания.
Он кивнул: Гидеон хотел обнять и поцеловать ее, изгнать панику из ее глаз. Когда-нибудь, возможно, еще наступит время для любовных игр, но, разумеется, не сейчас.
– Очень хорошо, – сказала она. Пруденс посмотрела на сестер, потом на Гидеона. – Если не возражаете, мне бы хотелось поговорить с сестрами наедине.
– Разумеется.
Он поднялся со стула и пошел к двери, потом замешкался.
– Дайте мне знать, если решили обсудить что-нибудь, касающееся вашего выступления. Вы не должны преподносить сюрпризов вашему адвокату.
– Мы понимаем.
Он кивнул и вышел.
С минуту сестры сидели молча, потом заговорила Пруденс:
– Мы все знаем, что я должна сделать.
– Вопрос состоит в том, как это сделать, не демонстрируя всему миру, кто ты, – сказала Констанс.
– У меня есть идея, – вступила в разговор Честити.
Пруденс казалось, что сейчас в зале суда гораздо жарче, чем было утром. Голоса звучали более оживленно, она постоянно чувствовала на себе любопытные взгляды, и так продолжалось все время, пока не появился судья. Сердце ее учащенно билось, а вуаль казалась еще более удушающей. Она не сомневалась, что щеки ее пылают, а на лбу выступили бисеринки пота. Однако Гидеон казался таким же спокойным и расслабленным, когда сел рядом с ней. Напрасно она пыталась собрать все свое мужество и обрести спокойствие.
Беркли был красным как свекла, и Пруденс подумала, что он слишком увлекся возлияниями за ленчем.
Он тяжело дышал и перешептывался со своим советником. Ее отец выглядел бледнее обычного и сидел позади Беркли очень прямо, глядя на помост с судейским креслом.
– Прошу встать.
Все поднялись со своих мест, а судья сел в свое кресло, поправил парик и вопросительно оглядел зал суда.
– Сэр Сэмюел?
Адвокат поднялся с места и объявил:
– Мы вызываем на свидетельское место «Леди Мейфэра», м'лорд.
– Вы хотите сказать, что вызываете само издание? – Судья недоверчиво уставился на адвоката.
– Мы вызываем представителя этого издания, м'лорд. Эээ... – Он сделал выразительную паузу, которая должна была подчеркнуть его пренебрежительное отношение к газете. – Мы вызываем леди, как мы представляем это, м'лорд, предпочитающую, чтобы ее называли Мадам Мейфэра.
– Странно, – заметил судья. – Может ли издание быть приведено к присяге?
Гидеон поднялся на ноги.
– Представительница издания может принять присягу, м'лорд. Могу привести в пример прецедент – дело Ангус против «Нортхэмптон гералд», год 1777-й.
Судья нерешительно кивнул.
– У вас есть возражения, сэр Сэмюел?
– Нет, м'лорд. Я полагаю, что свидетель – член человеческого общества.
Это заявление вызвало шушуканье в зале. Пруденс смотрела прямо перед собой сквозь густую вуаль. На лице Гидеона не дрогнул ни единый мускул.
– Очень хорошо.
Судья кивнул:
– Вызываем эту Мадам Мейфэра.
Пруденс поднялась и решительно направилась к свидетельскому месту.
Клерк привел ее к присяге, и она села, сложив руки на коленях.
Сэр Сэмюел подошел к ней. Он похож на разозленную ворону, решила Пруденс. Это сходство подчеркивала его черная мантия, хлопавшая его по ногам. Взгляд его был глумливым.
– Вы несете ответственность за эту публикацию?
Он махнул экземпляром газеты, и лицо его выразило брезгливость и отвращение.
– Qui, m'sieur... ах да, прошу прощения. Я один из издателей.
– Я так понимаю, что вы из Франции?
– Да, из... la Franc.
О Господи, сможет ли она продержаться достаточно долго? Одно дело – играть эту роль в собственной гостиной в обществе сестер, и совсем другое – здесь. Она впервые бросила взгляд на присяжных. Двенадцать добрых и славных мужчин. Во всяком случае, скучно им не было.
