class="p1">— Не думаю. Это началось еще до твоего приезда.
— Так зачем мы идем?
Он помрачнел:
— Я должен был взять с тебя обещание, что ты не войдешь в грот. Но я ни на миг не подумал о том, что ты можешь шагнуть следом.
Джулия лишь опустила голову:
— Уже все равно ничего не изменить. Я пошла. И Лапушка…
Фацио лишь вздохнул:
— У этой силы есть скрытый разумный исток. Где-то здесь, в недрах подземелья. Я хочу знать, что ему нужно. Новая атака всегда сильнее предыдущей — следующую я уже не переживу. И не знаю, что тогда будет со всеми вами. С тобой, с Розабеллой… с матерью. Мой прадед уже пытался однажды найти исток, и тогда этот ход закрылся.
Джулия заглянула в его лицо:
— Тогда почему открылся для меня?
— Думаю, из-за твоего зверя. Он чует эту магию. И он… впитывает ее.
Оба, не сговариваясь, посмотрели на Лапушку. Он все так же воодушевленно копался у двери, но Джулия едва не открыла рот. Мягкое голубое сияние сменило почти белое, яркое. От зверька теперь оставался почти плоский нестерпимый силуэт. Он весь налился светом. Джулия невольно прикрыла рот ладонью:
— Что же с ним будет дальше?
Фацио взял ее за руку:
— Думаю, нам надо торопиться.
Джулия лишь кивнула, чувствуя, как обрывается сердце, когда Фацио толкнул дверь.
Из открытой двери вползали хлопья искристого голубого тумана. Стелились под сводом, комковались, словно старая вата. Уплотнялись и множились, уже касаясь макушки Фацио, как шапка облака касается верхушки высокой горы. Лапушка, не колеблясь, юркнул в дверь. Ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Прежде, чем сделать шаг, Фацио обернулся:
— Ты все помнишь?
Джулия лишь кивнула, крепче стискивая его ладонь. Она помнила — держаться за спиной.
Он сжал ее руку в ответ:
— Пообещай оставаться за моей спиной, что бы ни случилось. Обещай.
Джулия молчала. Не соглашалась, но и не отрицала.
— Обещай!
Она едва заметно кивнула:
— Хорошо.
— Обещай!
Она сдалась, хоть и не хотела давать опрометчивых зароков:
— Обещаю…
Фацио смотрел на Джулию так, будто это доставляло ему боль. Смуглое напряженное лицо покрылось испариной. Наконец, он резко повернулся и шагнул, увлекая ее за собой.
Фонарь оказался не нужен. Все вокруг было залито ровным молочно-голубым светом, в котором плавали искристые тенета тумана, словно колыхалась призрачная морская гладь. Странное ощущение бесконечного пространства, лишенного ориентиров. Под ногами лишь узкая лестница без перил. Шаг влево, шаг вправо — и можно сорваться в бездонную невидимую пропасть. Может быть... А, может, под взбитыми комьями тумана скрывались камни… Снизу тянуло холодом и сыростью. Горьковато-острый запах, который так ярко ощущался в гроте после свежего воздуха, усилился многократно, оседал в горле. Запах сырости, плесени, холодных камней, если только камни могут как-либо пахнуть. Этот запах был каким-то неживым, плоским, холодным. И с каждым шагом впрямь будто становилось холоднее. Пальцы заледенели, по спине пробегал озноб, заставляя Джулию сильнее сжимать пальцы Фацио. Ощущалось что-то недоброе, опасное, своевольное…
Лапушка бежал впереди, просматриваясь сквозь туманную дымку размазанным пятном света — белый шар со шлейфом. Фацио старался поспевать за ним, не теряя из виду. Его сжатые пальцы превратились в железные тиски, из которых не вырваться. Джулии оставалось лишь послушно шагать следом, стараясь поспевать за шагами Фацио. Она растерянно осматривалась, замечая, как внизу, впереди, туман соткался в сплошное непроницаемое подвижное покрывало. Огонек Лапушки нырнул в эту муть и безвозвратно исчез.
Фацио тоже это отметил — Джулия почувствовала, как его пальцы стиснули ее уже немеющую ладонь. Он тоже боялся. И это было естественно, понятно для живого человека. Нянька Теофила иногда говорила, что ничего не боятся только дураки. А живой разумный человек должен бояться. Именно потому, что живой. Если выскрести страхи — он живым быть перестанет. Или человеком… Нянька была права. Неграмотная, смешная, полная глупых суеверий и вместе с тем какой-то необыкновенной исконной мудрости. Любимая и родная.
Джулия вдруг едва не разрыдалась, на крошечное мгновение вообразив, что будет с нянькой, если она не вернется… Коварная, подлая мысль. Такая опасная в эту минуту. Но такая закономерная… От проступивших слез помутнело перед глазами, но Джулия постаралась взять себя в руки. Она сейчас и без того обуза для Фацио. Не хватало еще биться в истерике. Если она не могла помочь — то должна была хотя бы не тяготить.
Фацио уже шагнул в пелену тумана, словно ступил в чан с молоком. Вдруг остановился и порывисто обернулся. Он стоял на ступенях ниже, и Джулия теперь видела его напряженное лицо прямо перед собой. Он будто стал старше. Черты расчертились жесткой светотенью, будто Фацио был умело нарисован на бумаге угольным карандашом.
Джулия не отводила взгляд, понимая, что никогда прежде так близко и прямо не рассматривала это лицо. А его можно было рассматривать бесконечно, как искусную статую или непревзойденную картину. Прямые брови, под которыми искрились непроглядные черные глаза, резкие скулы, рельефный подбородок. Твердая линия сжатых губ и глубокая напряженная морщина между бровями. Наверное, он похож на отца, потому что не унаследовал ни единой черты от матери, в отличие от сестры.
Джулия подняла свободную руку и прижала палец к его губам. Едва заметно покачала головой, призывая к молчанию. Лишнее. К чему слова, когда все понятно без слов. Слова — звон в ушах. Они важны лишь в праздности. Сейчас молчание значило больше. Джулия потянулась, коснулась губами с другой стороны собственного пальца и увидела, как Фацио закрыл глаза, как дрогнули трогательные длинные ресницы.
Он промолчал, как она и просила. Развернулся и пошел в туман, увлекая Джулию за собой. Искристые тенета цеплялись за ноги, как утренний зимний морозец, пробирали холодком, который через несколько мгновений отступал. Джулия с затаенным страхом наблюдала, как он поднимается. До колен, до талии, до груди. Она инстинктивно набрала в легкие побольше воздуха и зажмурилась, когда пелена достигла подбородка. Ступала на ощупь, опираясь на сильную руку Фацио. Почувствовала, что он остановился, и решилась открыть глаза.
Здесь, в самом низу, тумана не оказалось, воздух был звеняще-кристальным, но было ощутимо стыло, промозгло. Фацио смотрел куда-то вглубь. Джулия проследила его взгляд и увидела каменный колодец на высоком ступенчатом постаменте. Рядом сидел Лапушка, ставший нестерпимо-белым шаром света. Он впитывал эту недобрую магию. Сине-белое сияние поднималось из середины колодца столбом и расходилось, точно густые
