Королева живо отвечала ему, пытаясь сделать вид, что двух ее старших сыновей отправили из комнаты вовсе не за плохой поступок.
– Я поговорю с ними позже, – успокаивающим тоном сказала она. – Маленький Георг такой проказник, а Фред во всем подражает ему.
Король хмыкнул; у него все время появлялись новые идеи на счет того, как поддерживать более строгую дисциплину в детской.
Король и королева посидели с младшими детьми, пока те обедали, затем, когда детей увели в детскую, король взволнованно заговорил о маленьком Георге.
– Но я знаю, что на занятиях он все схватывает на лету и во многом проявляет незаурядные способности, – заступалась за своего любимца Шарлотта.
– Прежде всего он должен научиться скромности, – ответил король. – Именно этому следует научить его. Ты согласна, а? Ты же признаешь, что он ведет себя несколько вызывающе. Надеюсь, ты не одобряешь этого, а? Что?
– Он – очень живой ребенок, а это не так уж плохо. Я думаю, что мы можем им гордиться.
Король кивнул и сказал, что он продумает новые правила для детей и предусмотрит в них, чтобы принца Уэльского обучили скромности. Затем он поинтересовался, как у детей обстоят беда с музыкой. Ему самому музыка нравилась гораздо больше всех других развлечений. Король считал одним из лучших композиторов Генделя и хотел, чтобы мальчики, а позже и девочки, познакомились с его произведениями. Не важно, унаследовали ли они его любовь к музыке, их следует заставить полюбить ее… также как они должны научиться любить постное мясо и рыбу.
Дверь тихонько отворилась; королева резко обернулась, а король даже не заметил. Шарлотта увидела раскрасневшееся лицо Фредерика, его светящиеся озорством голубые глаза, а за ним более высокую фигуру принца Уэльского. Вдруг Фредерик выкрикнул:
– Да здравствует Уилкис и номер сорок пятый! Король вскочил как ужаленный. Дверь захлопнулась, послышался топот убегающих ног; Георг бросился к двери и увидел своего старшего сына, стремглав несущегося вверх по лестнице.
Подошла Шарлотта и встала рядом с ним. И тут Георг улыбнулся, Шарлотта тоже ответила ему улыбкой. И они оба громко расхохотались.
– Ну, вот видишь, – сдержанно сказала Шарлотта, – Ваше Величество не может скрыться от Уилкиса даже в Кью.
Дети должны знать о своих общественных обязанностях, решил король, и никто не мог отрицать, что он очень преданный отец. Чтобы пробудить в мальчиках интерес к каким-либо делам и расширить их кругозор, король распорядился организовать в Кью подобие фермы, где дети могли бы содержать своих собственных животных и «почувствовать ответственность за них». Король полагал, что все, чем он восторгается, должно нравиться и его детям. Но случилось так, что от этой образцовой фермы он получал большее удовольствие, чем его сыновья. Бывая в Кью, он находил время, чтобы посмотреть, как доят коров и увлекся маслоделанием.
– Пойдем, Георг, пойдем, Фред, – уговаривал он сыновей. – В данный момент вы не принцы. Вы – фермеры. Понятно, а? Что-что? Тебе больше нравится быть принцем, Георг? Не сомневаюсь. Но ты должен научиться ценить радость труда на земле, мой мальчик.
Вообще-то мальчикам нравилось играть с отцом. Они любили животных, но ни один из них не проявлял такого умения общаться с ними, какое было у короля.
Король решил, что каждый четверг Кью должен быть открыт для желающих, чтобы люди могли бродить по парку и ферме, смотреть, как играют дети. Они могли также наблюдать за игрой в крикет и лапту, в которых выделялись старшие принцы. А принцу Уэльскому всегда нравилось внимание публики.
Открытие Кью для посещений оказалось хорошей идеей. Популярность короля вновь начала расти, что бы о нем не говорили, все соглашались с тем, что он – хороший отец. Встречая кого-либо из своих подданных, прогуливавшихся по лужайкам, возле дворца, король всегда был с ними чрезвычайно любезен и никогда не требовал, чтобы они приветствовали его, как полагается приветствовать короля.
Король, конечно, несколько скучен, считали многие, и при его дворе не происходит достойных развлечений, но он – образцовый муж и отец – весьма редкое качество у королей.
Но это заигрывание с публикой могло завести слишком далеко, и потому идею Георга, чтобы дети устроили свой собственный небольшой дворцовый прием, мало кто одобрил. Маленькому Фредерику в ту пору исполнилось семь лет, но когда ему было всего несколько месяцев, ему присвоили титул епископа Оснабрюка, что очень насмешило памфлетистов. С тех пор на карикатурах, которые нередко появлялись, его всегда изображали в епископских регалиях.
Тем не менее прием был устроен. Пятеро старших детей стояли на возвышении и с величайшей торжественностью принимали гостей. Особенно изысканно выглядел принц Уэльский, на котором был орден Подвязки, а на Фредерике – маленьком епископе – орден Бани.
Церемония подверглась всевозможным насмешкам, что особенно доставило удовольствие тем вельможам, которым вместе с женами пришлось кланяться этим детям.
У карикатуристов дел было по горло; их рисунки расходились по всему городу. Принца Уэльского изображали с воздушным змеем, а перед ним – низко кланявшегося ему сановника – вига.
Георг понял, что совершил ошибку; он очень болезненно воспринимал отношение к себе своих подданных. Но вопреки тому, что эта церемония вызвала презрительные насмешки у писателей и художников, все безусловно признали, что король – внимательный отец. Несмотря на то, что он постоянно думает о своей стране, озабочен враждой между своими министрами и их неспособностью решать государственные проблемы, у него еще находится время, чтобы заниматься своими детьми.
Да, Георг действительно образцовый семьянин.
Семья, однако, могла оказаться и тяжелым бременем.
Георг давно знал, что его братья ведут скандальный образ жизни. Сожалея об этом, Георг напоминал себе, что в этом отчасти виновато их воспитание. Мать так стремилась уберечь их от соприкосновения с порочным миром, что, практически, держала взаперти до тех пор, пока они не стали достаточно взрослыми, и уже не могли продолжать ту уединенную жизнь, которую она устроила им. И вот результат!
Оказавшись на свободе, они пустились в разгул, отчаянно, лихорадочно пытаясь наверстать упущенное.
Взять хотя бы Эдуарда, любимого его брата. В детстве и юности они делились друг с другом своими тайнами. Именно Эдуарду Георг рассказал о своей первой любви к Ханне Лайтфут, и тот ответил ему, что всегда, во всех делах будет рядом со своим братом. Но освободившись от материнской опеки, Эдуард пустился в такой разврат, что Георг уже больше не мог испытывать к нему прежнюю любовь. А Эдуард упрекал брата за притворную, как ему казалось, стыдливость. Все это подорвало их товарищеские отношения, но они все еще были привязаны друг к другу. Георг по своей натуре был добрым и любящим человеком, и поэтому его любовь к брату нельзя было так легко разрушить. Эдуард, герцог Йоркский, много путешествовал по другим странам и однажды, будучи в Монако, сильно простудился и умер.
