После месяца пребывания в тюрьме, его приговорили к году и десяти месяцам лишения свободы и штрафу. Он обжаловал этот приговор и в Палате общин, и в Палате лордов.
«Уилкис! Уилкис! Уилкис!», – только и слышалось вокруг. Он завладел умами. Все дискутировали о том, что справедливо и что несправедливо в его деле. Серьезная полемика развернулась в печати. В одном журнале, поддерживаемом вигами, печатались статьи под псевдонимом «Джуниус», а доктор Сэмюел Джонсон выступил с несколькими невразумительными извинениями за действия правительства.
Победителем из этого конфликта выходил Уилкис. Он возбудил дело против лорда Галифакса, выиграл его и получил большую компенсацию за причиненный ему ущерб. Таким образом, попав в тюрьму, он не имел за душой ни гроша, а выходил оттуда вполне обеспеченным человеком.
Короля до глубины души огорчали эти события. Ему казалось, что все идет не так, как следует. Он хотел быть хорошим королем, которого окружали бы довольные им подданные. В течение всего этого томительного года возникали неприятности не только с министрами и споры вокруг Уилкиса. С каждым месяцем становились напряженнее отношения между Англией и американскими колониями.
Скрыться от Уилкиса ему не удавалось даже в Кью. Нет, он не обсуждал дело Уилкиса с Шарлоттой. Жизнь здесь текла так, как он того хотел, в полной изоляции от внешнего мира. Королева, естественно, была беременна, и следующим летом должна родить их седьмого ребенка, а поскольку ей исполнилось только двадцать с небольшим, то вряд ли можно было ожидать, что она остановится на этом.
Принцу Уэльскому исполнилось семь лет, он стал еще живее и смышленее. Он с любопытством прислушивался ко всем сплетням и разговорам, а потом пересказывал их родителям, чтобы показать им, что он в курсе всех дел. Своих младших братьев он дразнил, а в лучшем случае относился покровительственно, и действительно был маленьким королем в детской. Всякому, кто осмеливался сделать ему замечание, он никогда не упускал случая напомнить, что он все-таки принц Уэльский. Но своей привлекательной внешностью, живым умом и зачастую своей общительностью он завоевывал большую любовь окружающих, а все няни, воспитательницы и фрейлины просто обожали его.
Даже королева не могла удержаться, чтобы немного не побаловать его. Он – ее первенец. Именно этот ребенок показал всем, что хоть она и некрасивая и ничего из себя не представляющая маленькая женщина, но тем не менее, смогла произвести на свет такого очаровательного сына.
Люди не любили ее, и она это знала. Шарлотта не могла забыть того случая, когда они ехали с королем через Ричмонд, и к карете, выкрикивая проклятия, подбежала какая-то женщина. Это ужасно, узнать, что тебя так ненавидят, и, главное, трудно было понять причину подобной ненависти.
– Убирайся туда, откуда явилась, крокодилица! – верещала та женщина.
Они невзлюбили ее потому, что она была иностранкой, да к тому же дурнушкой. Это действительно так: она – маленькая, щупленькая, невзрачная, а рот и вправду делает ее похожей на крокодила. Она сама признавала, что похожа на это животное, когда разглядывала себя в зеркале.
Женщина сняла башмак и бросила в нее. Он чуть не угодил ей в лицо и ударился в обшивку кареты.
– Эй, ты – немка! Убирайся туда, откуда явилась! – не унималась женщина.
Карета остановилась. Стража арестовала бедняжку, которая оказалась сумасшедшей. Ее собирались сурово наказать, но король и королева воспротивились этому.
Безрассудная ненависть толпы пугала, но как предполагала Шарлотта, все короли и королевы рано или поздно сталкивались с подобным отношением.
В своих апартаментах в Кью она чувствовала себя в приятной защищенности, словно ее завернули в кокон и отгородили от остального мира. Приехав в Англию, Шарлотта воображала, что будет править вместе с королем; теперь она поняла, что этого ей никогда не позволят. Поэтому она правила своим домом в Кью… милом маленьком Кью, где она могла жить со своими детьми, отгороженная от неприятностей окружающего мира. Политиканствовать, как делала вдовствующая принцесса – это не для нее, по крайней мере, сейчас. Она довольствовалась тем, что правила своим домом.
Шарлотта действительно управляла, проявляя интерес к малейшим деталям. Следуя примеру короля, она установила себе за правило изучать все домашние счета, желая знать, на что потрачен каждый пенни. Шарлотту начало увлекать ведение домашнего хозяйства, что вовсе не способствовало любви к ней со стороны прислуги.
Первым восстал ее парикмахер Альберт, которого она привезла из Мекленбурга. Однажды он пришел к ней и сказал:
– Мадам, я хочу вернуться в Мекленбург.
Она удивилась. Уехать из Англии, этой великой страны в маленькое герцогство! Альберт, должно быть, сошел с ума.
– Нет, мадам, – был ответ, – я уверен, что мог бы найти в доме герцога более прибыльную работу. Я достаточно искусен в своем ремесле, и меня там должны хорошо принять, и если бы Ваше Величество позволили мне уйти с вашей службы на пенсию…
– Пенсию! – пришла в ужас королева. Снова дополнительные расходы. Она и подумать об этом не могла.
Альберт с грустью заметил, что надежды, с которыми он приехал в Англию, не оправдались.
– Так часто бывает с многими из нас, – ответила она ему, и на этом разговор закончился. Она не намерена была отпускать Альберта.
Фрейлины говорили, что королева становится похожей на старую скупую крестьянку, выдающую по мерке запасы из своей кладовой. И зная об их недоброжелательном к себе отношении, Шарлотта становилась все более властной, но при этом во всем подчинялась воле короля.
Она установила для фрейлин правило – покупать и носить только английские товары.
– Я сама, – сообщила она леди Шарлотте Финч, – одену английскую ночную сорочку. – Она улыбнулась. – Королю это нравится. И вы, леди Шарлотта, последуйте моему примеру.
Леди Шарлотта, любившая сама выбирать себе одежду, почувствовала себя несколько униженной, но учитывая свое положение в детской, не нашла ничего лучшего, кроме как повиноваться.
– И детям тоже следует носить английскую одежду.
– В таком случае, не желает ли Ваше Величество, чтобы я заказала для них что-нибудь новое?
– Бог мой, ни в коем случае. Просто грешно тратить деньги попусту. Только тогда, когда это будет необходимо, леди Шарлотта.
Леди Шарлотта улыбнулась. Как и другие женщины при дворе королевы, она любила немного подразнить ее, но, конечно, так, чтобы та не догадалась.
Королева попросила, чтобы ей принесли список детской одежды. У каждого мальчика на весь год было шесть полных комплектов одежды и кроме того несколько повседневных костюмов; раз в две недели по мере надобности они получали новую обувь и шляпы.
