Вспомнив, что в последние дни перед отъездом в Англию он был расстроен и на время забыл о гроссбухе, Сэм с особой тщательностью изучил записи, сделанные Морли в марте и апреле 1741 года, пытаясь отыскать хоть одно сообщение о годовалых детях. Но единственным ребенком, отметившим свой день рождения, оказалась все та же Джиннибелл. Вернувшись немного назад, Сэм выяснил, что дочь Пейшенс Регсдейл умерла от лихорадки третьего ноября 1740 года. Записей о смерти в тот год было сделано немало, однако о детях в возрасте до одного года речи больше не заходило.
Сэм подумал, что дальше просматривать записи вряд ли стоит. Из детей, появившихся на свет в марте и апреле 1740 года, в гроссбухе упоминались только Джиннибелл, дочь Регсдейлов и его собственный мертворожденный сын. Но ведь Морли утверждал, что Чанса, лежавшего на утесе с еще свежими пятнами материнской крови на тельце, он обнаружил в ту ночь, когда Летти родила мертвого мальчика…
Закрыв старый гроссбух, Сэм отложил его в сторону. Значит, надо поговорить с Летти и обязательно узнать, сохранились ли у нее воспоминания о той ночи.
Поговорить с женой оказалось проще, чем предполагал Сэм. На следующий день после обеда, когда жара начала спадать, он, решив начать издалека, предложил жене прогуляться. Сначала они бесцельно бродили по саду, а затем направились к семейному кладбищу, куда часто заходили. Помещавшееся на небольшом холме за пристройками кладбище окружала чугунная ограда, рядом с которой росли жимолость и дикий виноград. За оградой, в тени развесистых дубов и персидской сирени, виднелись надгробия. Некоторым из них было уже более сотни лет.
Ничего не подозревая, Летти спокойно следовала за мужем. Дойдя до ограды, Сэм открыл ворота, и они вошли на кладбище. Сделав несколько шагов, Летти внезапно остановилась.
— Как дивно пахнет сегодня жимолость! — сказала она, поворачиваясь к Сэму.
— Да, ты права, — кивнул он. — Ты правильно сделала, что посадила ее, когда умер мой отец. Я уверен, ему бы это очень понравилось.
Летти, пройдя по аллее, остановилась у двух мраморных статуй плачущих ангелов на могиле их сына. Ее глаза наполнились слезами.
— Какой человек мог бы вырасти из него, Сэм, — тихо сказала она.
— Да, дорогая, — прошептал Сэм, обнимая ее за плечи. Они горестно замолчали.
— Скажи, Летти, — произнес наконец Сэм, — помнишь ту ночь, когда он появился на свет?
— Почти нет. — Летти отрицательно покачала головой. — Сейчас я вижу все как в тумане. Помню, я тогда очень хотела, чтобы ты был рядом: боялась, что мы с ребенком погибнем.
— Если бы так произошло, тебе недолго пришлось бы лежать здесь одной, — хрипло пробормотал Сэм. — Я не пережил бы этого. Конечно, узнав, что мальчик родился мертвым, я очень расстроился, но если бы ты тоже погибла… — Он замолчал, не в силах закончить фразу.
Летти прослезилась и, повернувшись к мужу, нежно поцеловала его в щеку.
— Ты и сейчас самый большой романтик.
Они ласково улыбнулись друг другу. Взглянув еще раз на могилу сына, Сэм внезапно нахмурился.
— Тогда, в ту ночь, тебе ничего не показалось странным, Летти? — медленно произнес он. — Может быть, случилось что-нибудь не совсем обычное…
— Почему ты об этом спрашиваешь, дорогой? — Летти удивленно взглянула на мужа. — Зачем ворошить прошлое?
Сэм откашлялся.
— Ты никогда не рассказывала мне об этом, — ответил он, стараясь не смотреть на жену. — Вернувшись домой, я обо всем узнал от Констанции, а поговорить с тобой мне так и не удалось — ни в первые дни, ни позже, в Англии.
— Да, это верно. — Летти вздохнула. — Но после того как ребенок родился мертвым, мне было очень тяжело, и я хотела лишь одного — поскорее обо всем забыть. — На ее лице появилась слабая улыбка. — Я, наверное, вела себя глупо. Конечно, надо было тебе рассказать, но… — она задумчиво посмотрела вдаль, — я мало что помню… В ту ночь была гроза. Затем… помню, как Энн отдала мне мальчика, и я долго держала его в руках, не веря, что он мертв. А потом… — Летти встряхнула головой, словно пытаясь прийти в себя после плохого сна. — Нет, ничего не помню. По-моему, со мной была истерика, и Констанция дала мне настойку опия. Боль немного утихла, но потом все началось снова… Энн говорила, что это послеродовые схватки, но мне казалось, что я рожаю еще одного ребенка.
Услышав слова Летти, Сэм лишь ценой огромных усилий сохранил спокойствие.
— Они сразу дали тебе настойку опия? — спросил он, невольно обвиняя Энн и Констанцию в попытке убить ребенка.
— Нет, по-моему, не сразу, — ответила Летти, удивляясь происшедшей с мужем перемене, — но вскоре после рождения ребенка. Мне было очень больно, и они хотели помочь.
— Хотели помочь? — тихо переспросил Сэм, и его руки сами собой сжались в кулаки. — Не уверен.
Слова Летти развеяли последние сомнения Сэма, и сейчас он полностью уверился в том, что Чанс — его сын. Размышляя над произошедшим в ту ночь, он пытался опровергнуть свои предположения, но доказать себе, что ошибается, не мог. Напротив, все указывало на то, что Чане и мальчик, появившийся на свет мертвым, — братья-близнецы. Слова Летти окончательно убедили Сэма в правильности его умозаключений, и он почувствовал, что его переполняет радость. Сомнений больше не оставалось — Чанс его сын! Он знал, он чувствовал это в глубине души! И все-таки никаких доказательств у него пока не было.
— Что с тобой? — Летти нахмурилась. — Уж не думаешь ли ты, что Констанция и Энн не помогали мне, а, наоборот, пытались сделать что-то дурное?
До разговора с Морли у Сэма никогда не было от жены секретов. Но, после того как Морли признался ему во всем, Сэму внезапно стало очень трудно рассказать Летти об услышанном или объяснить, почему он тщательно изучает старые записи в гроссбухах. В то же время ему очень хотелось поделиться с женой своими мыслями и узнать, что она думает обо всей этой истории.
Стоя перед Летти, Сэм думал о том, какой радостью загорятся глаза жены, когда она узнает правду. На мгновение ему даже показалось, что настала пора рассказать Летти о том, что подозревал Морли и в чем был уверен он сам: Чанс Уокер — их сын. И все-таки, даже, несмотря на то, что Сэму доставило бы огромное удовольствие поделиться с женой радостью, он и в этот раз заставил себя промолчать. Летти никогда не умела притворяться, и, узнай она, что Чанс — ее сын, с которым Констанция в свое время хотела расправиться, ей вряд ли удалось бы вести себя так, как будто ничего не произошло. Не знал Сэм и как Летти станет теперь относиться к Морли — простит его или, наоборот, осудит. Сэм иногда досадовал на Морли, хотя и понимал, почему его друг столько лет хранил