— Одеяльце было детское, а в уголке вензельком буква «А» вышита, — сквозь слезы улыбнулась Марфа.
— А запись в приходской книге ты видела? — поинтересовался Модестович.
— Какую запись? — растерялась Марфа.
— Красивая ты, Марфа, — с сожалением сказал Модестович, — а наивная, сил нет! Если ребенок умер, должна была запись в приходской книге остаться. Не могла Сычиха девочку твою без отпевания схоронить. А, стало быть, священник нужен — свидетель. И вот пока ты его не найдешь и эту запись собственными глазами не увидишь, не верь ведьме, не верь.
Разговор с Модестовичем разбередил ее душу, и Марфа заволновалась — а может, прав, рыжий? Да неужели же хватило у Сычихи бессердечия бросить малютку в темную могилку в лесу, не нареча ее, не окрестив по-христиански? А коли так — она сможет узнать всю правду о своей девочке.
— Слышишь, Марфа, — Модестович наклонился к ней ближе, — хочешь, я тебя приласкаю, от дум тяжелых отвлеку?
— Не до того мне, — отстранилась от него Марфа, — а коли вправду ты ко мне с симпатией, так лучше подвези сейчас до церкви. Проверить, что сказал, хочу…
* * *
Всю дорогу из Петербурга Лиза молчала, и Андрей с Репниным не осмелились нарушить ее печаль. Аудиенция у императрицы, к которой Лиза хотела обратиться за заступничеством, была прервана приходом Бенкендорфа, и всем им было велено немедленно покинуть столицу. Кроме того, Андрей, просивший прежде Жуковского о содействии в вопросе о разводе Лизы с Забалуевым, узнал, что поэта отлучили от двора, и он уезжает в Германию. Правда, Репнин был принят Императором, но о причинах и содержании этой встречи он умалчивал, из чего Андрей сделал вывод, что она никоим образом не была связана с предметом его забот о Лизе.
Сопроводив Долгоруких в имение, Репнин попросил доставить его к Корфу, и, сердечно распрощавшись с Лизой, уехал. Лиза же, чтобы хотя бы как-то занять себя после неудачи в петербургской экспедиции, вспомнила о найденном перстне и решила просмотреть книгу церковных записей в приходе, который раньше был под отцом Георгием.
— Младенец мужского рода, крестная мать, крестный отец… — читала Лиза, бережно переворачивая страницу за страницей в обратном порядке. — Соня, как, однако, это все интересно! Я никогда об этом не задумывалась — в этих книгах вся наша жизнь.
— Какая же ты неусидчивая, Лиза, — надулась увязавшаяся за нею и обожавшая быть в курсе всего Соня.
— Ты хотела сказать — беспокойная, — рассмеялась Лиза. — Ты лучше посмотри, вот и о моей проклятой свадьбе тоже запись есть! Но ничего — скоро мы другую запись сделаем. А вот и ты — младенец женского полу, наречена при крещении Софией.
— Дай посмотреть! — почему-то развеселилась Соня. — Ой, правда….
— Значит, несколькими годами раньше и я должна быть, — Лиза принялась быстро листать страницы обратным порядком. — Странно. Ничего нет.
— Наверное, ты перелистнула, смотри повнимательнее, — легкомысленно сказала Соня.
— Нет! Ничего нет!
— Не может быть, — Соня перегнулась через ее плечо и заглянула в книгу, — тебя же крестили в нашем приходе. Надо маменьку спросить.
— Ах! — воскликнула Лиза и побледнела.
— Что? Что случилось?
— Читай, — Лиза указала сестре на строчку в книге. — Младенец женского полу. Родилась со мной в один день.
— Анастасия, — вздрогнула Соня, прочитав запись. — Только имя — ни даты рождения, ни имен крестных, ничего. А где же ты? Куда делась запись о твоем крещении?
— Не знаю, — растерянно промолвила Лиза, — но это все странно, очень странно.
— Давай спросим отца Павла, — предложила неунывающая Соня.
— Двадцать лет назад здесь служил отец Георгий, — покачала головой Лиза, — но он нам в этом не помощник. Он знает много тайн, но скрывает их. Да и к тому же — почерк, мне кажется, не его.
— Почему ты так решила?
— Я видела его записку к отцу, и в книге все предыдущие записи сделаны другой рукой. И вот эта вот линия в конце строки…
— Как будто писавший не смог окончить запись? — предположила Соня.
— Или ему не дали закончить, — мрачно сказала Лиза. — Пойдем отсюда, я должна сейчас же поговорить с маменькой.
* * *
— Глупости! — едва догадавшись, о чем идет речь, вскричала Долгорукая. — Тоже мне нашла тайну! Ты родилась слабенькой, а Пети в это время не было дома. Я позвала отца Георгия, и он крестил тебя здесь. Возможно, потом он просто забыл внести в книгу твое имя. В тот день была страшная метель, он заблудился в дороге — сам мне рассказывал.
— Так что же, маменька, Лиза теперь некрещеной считается? — сболтнула Соня. — Она же в ад попадет!
— Бог с тобой, Соня! — истово перекрестилась Долгорукая. — Что ты говоришь!
— Маменька, а может статься, что отец Георгий внес по ошибке в приходскую книгу другое имя?
— С чего бы? И что за имя?
— Анастасия, — сказала Лиза, пристально глядя на мать, — Долгорукая покачнулась и принялась искать, за что задержаться, дабы не упасть от волнения. — Маменька, вам плохо?
— Ничего особенного, — прошептала княгиня, — вдруг голова закружилась. Соня, ты бы оставила нас, мне с Лизой наедине поговорить надобно.
— Всегда так, — осерчала Соня, — как что-то важное — меня за дверь или в сад отправляют.
— Иди, иди, — ласково подтолкнула ее мать, — и тайн здесь нет, просто вспомнила кое-что, о чем давно собиралась с Лизонькой посоветоваться. Ступай, милая, ступай.
— Однако, это имя вас так взволновало, маменька, — с вызовом посмотрела Лиза на Долгорукую. — Что вы делаете, мне больно!
— Послушай, Лиза, — жестко сказала княгиня, с силой сжимая ей локоть пальцами, — забудь, навсегда забудь это имя и никогда впредь его не вспоминай. Если тебе хотя бы самую малость дорога твоя семья, твой отец. Он — особенно, пощади его, я прошу, я умоляю тебя. Дай мне обещание перед образами, поклянись, что ты забудешь это имя и не станешь его ни перед кем в этом доме повторять. Слышишь?!
— Отпустите, маменька, — Лиза вырвалась и убежала.
Она была потрясена — сколько ненависти, сколько злобы было в голосе матери, когда она произносила это имя — Анастасия. Как будто разверзлись небеса, и тьма кромешная сошла на землю, и мир встал пред открывшейся внезапно бездной.
— Что тебе рассказала маменька? — бросилась к ней Соня, едва только Лиза переступила порог своей комнаты.
— Соня, мне надоели твои расспросы, — отмахнулась Лиза.
— Так-то обращаешься с родной сестрой…
— Что? Что ты сказала? — у Лизы было такое лицо, как будто ее осенило.
— Я сказала…
