— Крэнли, остановись! Нельзя же так! — Она выставила вперед руки, словно пыталась оттолкнуть его, хотя никаких ее сил, разумеется, не хватило бы на это.
— Нет, Эми, я так не думаю. Идея твоего совращения в опасных обстоятельствах выглядит чрезвычайно привлекательной. Постарайся расслабиться и насладиться происходящим. Будь умницей!
И прежде чем она успела вымолвить хоть слово протеста, которое она, несомненно, собиралась произнести, он уже лежал на ней и целовал ее. Конечно, никто лучше Амелии не знал, насколько искусен этот мужчина. Его язык так увлеченно исследовал ее рот, а его руки делали такие вещи, о каких она и не догадывалась.
Казалось невероятным, что у него всего две руки. Как они успевали повсюду?
Он потянул ее корсаж, и тот треснул по швам.
Он рывком поднял ее юбки, и они разорвались.
Он ласкал ее лицо, он освободил ее груди и скользил ладонью вдоль ее подвязок.
Все одновременно. Невероятно, как это у него получалось?
Ну почему же она не в состоянии остановить его? Было просто невозможно противостоять ему. Он был настойчивым. Напористым. Дерзким. И очень целеустремленным, когда дело касалось ее соблазнения.
Именно это было итогом всех этих долгих месяцев ожидания: конечная точка, взрыв чувств, желаний и жажды, которую невозможно утолить.
Зачем на ней столько одежды? А на нем? Их разделяли горы ненужных предметов гардероба.
Кожа Амелии горела под его руками. Ее соски ныли, и она выгнулась, чтобы прикоснуться ими к его ладоням. Угадав ее желание, он сжал ее груди, словно точно знал, что с ними делать.
— Кажется, у тебя немало опыта, Крэнли, — выдохнула она прямо в его губы.
— В самом деле? — ответил он, вжимаясь своими бедрами в ее, сминая сено, свежий запах которого наполнял воздух вокруг них.
— Совратил много женщин, должно быть? — лукаво спросила она.
— Ты — первая, — ответил он, находя пальцами самый чувствительный уголок ее тела. Она застонала и теснее прижалась к нему.
— Звучит довольно сомнительно.
— Но правдиво, — прошептал он, касаясь губами ее груди, а руками… его руки были везде.
— Крэнли, — выдохнула она, — подожди… подожди.
— Не могу, Эми.
В его голосе девушка услышала опасные нотки. Она замирала от счастья.
Колено Крэнли оказалось между ее ногами, двигаясь вверх, заставляя их раздвинуться шире. Его руки бродили по ее груди, по животу, по складочкам внизу, по ее бедрам.
Это было удивительно!
Амелия потеряла всякую способность думать.
— Вот что такое совращение, — сказал он, проводя языком дорожку вниз. — Так что ты об этом думаешь?
— Теперь я поняла, — пролепетала она, сжимая пальцами его плечи и чувствуя, как напрягаются его мускулы, — как мы были глупы, что потеряли столько времени.
— Думаешь о том, чтобы наверстать, разве нет? — Она увидела, что он улыбается.
— Конечно. С тобой. — Девушка потянулась, чтобы положить ладонь на его зад. — Поторопись же, Крэнли, соврати меня окончательно, чтобы я потеряла голову.
Тогда он резко поднялся, развел в стороны ее колени и вошел в нее, не говоря больше ни слова. Что ей оставалось делать?
Разве что закричать.
Толпа у окон гостиной, выходящих на конюшни, услышала этот крик — весьма характерный.
Герцог Эденхем вздохнул:
— Не думал, что все так произойдет. Значит, двадцать фунтов. В следующий понедельник? Я пришлю своего человека с деньгами.
София Далби улыбнулась:
— Мне придется ждать дольше недели? А потом забирать деньги у какого-то грязного посыльного? Вы принесете их сами, Эденхем, причем завтра, будьте добры.
Тот покачал головой:
— А если я не буду добр?
— Тогда вы узнаете, почему я еще не проиграла ни одного пари. И знайте, я совершенно непреклонна, когда дело идет о плате.
— И не делаете никому исключения?
София пожала плечами:
— Никогда! Значит, я жду вас завтра? Около шести?
— Если со мной не будут проводить собеседований, я непременно приду.
— Ах, с этими глупостями давно покончено. Кому же может теперь понадобиться в мужья герцог?
Эденхем рассмеялся, как и София, поскольку данное замечание было весьма забавным. По крайней мере, так считала Пенелопа Прествик.
— Вот дьявол, я только что проиграл тридцать фунтов Софии Далби, — тихо произнес лорд Айвстон.
— Вы не думали, что ваш брат и Амелия поженятся, или что он скомпрометирует ее, или что он сделает это в конюшне? — с любопытством поинтересовался лорд Руан.
Они оба стояли у окна, глядя во двор, как и большинство гостей Олдрет-Хауса. В гостиной образовалась настоящая давка, что, впрочем, было неудивительно.
— Ну, — Айвстон слегка склонил голову и покачал ею, — я не рассчитывал, что Крэнли будет так нетерпелив и предпримет этот шаг сегодня. — Его голос стих, как будто выдавая его нежелание подвергать критике брата.
— Вы считаете, что Крэнли слишком торопится? — дипломатично подсказал Руан.
Айвстон кивнул, соглашаясь:
— Я полагал, что для этого потребуется больше времени, только и всего, Не представляю, как это вышло так быстро, после такого длительного периода ухаживания и борьбы с соперником.
Что тут возразишь? Руан не мог утверждать, что ему было известно о каких бы то ни было отношениях между леди Амелией и лордом Крэнли до событий в оранжерее, но теперь все стало совершенно очевидно. Кого-то могло ввести в заблуждение, что события развивались слишком медленно с самого начала. Особенно когда речь шла о целомудренной девушке. Стоит только подумать о том, что София не спешит отдаться ему, а ведь ее никак не назовешь чересчур благочестивой. Руан полагал, что к настоящему моменту ему следовало бы уже давно овладеть ею, однако графиня, при ее-то репутации, решила играть роль скромницы, чего лорд не мог понять. Он был привлекательным, опытным мужчиной. И был в состоянии доставить этой кокетке удовольствие.
Она играла с ним, как кошка с мышкой, и он не мог понять причины.
Руан думал о том, чтобы вызвать ревность Софии, появляясь с другими женщинами, но, поразмышляв над этим, решил, что такие уловки едва ли собьют ее с толку. Следует придумать что-нибудь поостроумнее. Чем больше эта женщина сопротивлялась, тем больше это интриговало его и придавало азарта.
Да, он отлично понимал, что скорее всего желание подразнить и было причиной ее отказа, но от этого его интерес не ослабевал, даже когда он обладал способностью здраво судить, чего сейчас не мог о себе сказать.
София сводила его с ума!
Но даже не в этом было дело. Его приводило в восторг, что его обводят вокруг пальца.
