— Не стреляй, милая, — спокойно сказал он.
— Эдуардо!
Он прижал палец к губам и прошептал:
— Мы не должны будить хозяина дома. Подвинься, милая, чтобы я мог лечь рядом с тобой.
Филадельфия, не веря себе, почувствовала, как он скользнул в постель и обнял ее. Дюжина вопросов вертелись у нее в голове, но он ответил на все вопросы поцелуем. Когда она обхватила его руками, то ощутила, как он задирает подол ее ночной рубашки, и поняла, что с вопросами можно подождать. Прошло более двух недель с тех пор, как они последний раз занимались любовью, и ей, так же, как и ему, не терпелось восполнить этот пробел. Их руки тут же заметались, расстегивая пуговицы, пояс… пока они оба не оказались нагими в объятиях друг друга.
Она так много забыла за это короткое время. Забыла, в частности, какое наслаждение приносит его поцелуй. Она улыбнулась про себя, что боялась похотливой страсти Тайрона. Что можно сравнить с этой всеобъемлющей радостью, с этой страстью, заставляющей ее тело выгибаться навстречу его телу, а сердце биться в унисон с сердцем Эдуардо.
Ему не нужно было ничего говорить. Она была с ним, такая же жаждущая, как и он, трепещущая от страсти, не уступающей его страсти. Он вторгся в нее, и она выдохнула:
— Да! Да, да!
И потом весь мир сузился до их объятия. Она забыла обо всем на свете, кроме его тела, двигающегося вверх и вниз по ее телу, и высшего наслаждения, испытываемого ею.
И еще долго после того, как он изверг в ее лоно свое семя, Филадельфия не отпускала его, желая по-прежнему ощущать тяжесть его тела, чувствовать его естество. «Ничто теперь не может причинить мне вред, — думала она, — мне нечего больше бояться. Эдуардо пришел за мной». Она уедет с ним, отбросив все иные соображения.
Неожиданно вспыхнувший в комнате свет поразил их обоих, но Эдуардо отреагировал первым, прикрыв своим телом тело Филадельфии.
— Мое чувство времени не подвело меня, — сказал Тайрон, стоя у двери с лампой в руке. В правой руке он небрежно держал пистолет, который от этого отнюдь не выглядел менее угрожающим. — Двери моего дома всегда открыты для тебя, Эдуардо, но сегодня ты злоупотребил моим гостеприимством. — Он взглянул на Филадельфию, его бледные глаза холодно блестели. — Я думал, что вы предпочитаете спать одна.
— Как она спит, это тебя не касается, — спокойно произнес Эдуардо. — Она уезжает со мной.
— Не думаю. Я мог убить вас и раньше, но мне было любопытно узнать, действительно ли бразилец может растопить ваш лед. — Уголки его рта приподнялись. — Ваши страстные эмоции очаровательны.
Тайрон посмотрел на Эдуардо. Ревность оказалась для него новым чувством, и она жалила, как скорпион. Более двух часов после их возвращения он лежал в своей постели без сна, борясь с похотью. Потом он услышал шаги. Какая дерзость с их стороны заниматься любовью под его крышей! Только гордость остановила его от того, чтобы ворваться и помешать им.
— Ты думаешь, что если она разлеглась под тобой, так это доказывает, что она любит тебя?! Я могу доказать обратное.
Он перевел взгляд на Филадельфию, заставив ее натянуть на себя простыню.
— Вы говорите, что любите его? А ведь вы его даже не знаете. Спросите его, кто погубил вашего отца.
— Тайрон! — рванулся из постели Эдуардо, но тот поднял пистолет, заставив его остановиться.
— Не заставляй меня убивать тебя, Таварес. Она того не стоит. — Он вновь посмотрел на Филадельфию. — Спросите-ка у своего любовника, почему мы ищем Макклода. Спросите его, кто погубил Ланкастера. Спросите его, кто написал третье письмо вашему отцу и не он ли был врагом вашего отца.
Филадельфия улыбнулась Эдуардо.
— Я не хочу его слушать и знаю: он наговорит все что угодно, чтобы навредить нам.
В голосе Тайрона зазвучала издевка.
— Спросите, дьявол вас побери! Он не будет лгать вам.
Когда она посмотрела на Эдуардо, ее храбрость увяла. Он смотрел на нее, но в его взгляде была настороженность. Она в ужасе переводила взгляд с одного на другого. Этого не может быть. И, тем не менее, все начинало становиться на свои места. Упоминание о Бразилии и двух письмах, которым она не захотела верить потому, что влюбилась. Во рту у нее пересохло.
— Это был ты?
Эдуардо передернуло, словно она ударила его.
— Милая, ты неправильно задаешь вопрос. Ты не спрашиваешь меня — почему.
Она сидела окаменевшая.
— Причины не имеют значения.
Она услышала свой голос словно издалека. Возможно ли это, что Эдуардо один из врагов ее отца.
— Скажи мне правду. Это ты погубил моего отца?
Горькая усмешка появилась на лице Эдуардо.
— Какими хрупкими оказываются мечты, милая. Я пытался остановить тебя, я убеждал тебя бросить поиски, говорил, что это принесет тебе только боль.
— Ты хочешь сказать, что это повредит тебе! — закричала она. — Ты лгал мне! Ты заставил меня поверить, что ты честный и добрый, а все оказалось ложью!
— Так ли? Даже моя любовь к тебе?
— Не надо! — Она подняла руку, словно защищаясь. — Не надо… Молчи! Ты предал меня! И ты заставил меня предать все, что было для меня самым важным!
— Я надеюсь, вы извините меня, — сухо произнес Тайрон.
— Нет! — Филадельфия встала на колени, не обращая внимания на то, что предстала взорам двух мужчин совершенно голая. — Сеньор Таварес уходит и никогда не вернется. Никогда!
Эдуардо не стал протестовать. Он поднял с пола свою одежду и стал одеваться. Потом повернулся к Филадельфии и обрадовался, что она успела завернуться в простыню.
— Я никогда не хотел причинить тебе зла. Но теперь я понимаю, что должен был предвидеть все. Я не могу спасти тебя от тебя самой. Я устал.
Когда он вышел, Филадельфия посмотрела на Тайрона, любопытствуя, что он будет делать, но уже не испытывая страха перед ним.
Тайрон только взглянул на нее.
— Вы гораздо большая дура, чем я предполагал, — сказал он наконец. — Таварес был прав. Вы не задали нужный вопрос. Он слишком горд, чтобы сказать правду, а я скажу. Ваш отец был человек алчный, и эта алчность повлекла за собой убийство людей. Он получил то, что заслужил. И будучи жалким трусом, он убил себя, чтобы не встретить поражение. Вам не приходило в голову, что, если бы он действительно любил вас, он остался бы жить, чтобы защитить вас?
Каждое его слово, как камень, пущенный из рогатки, било в хрупкую скорлупу молчания, в которую она спряталась. Она начала стонать, обхватив себя руками.
Тайрон выругался сквозь зубы и вышел из комнаты. Если она сойдет с ума, пользы от нее не будет. Что же касается Тавареса, то теперь, когда Тайрон заставил его взглянуть правде в глаза, он должен быть настороже.
