— Накануне твоей свадьбы и ни днем раньше.
Слезы выступили на глазах девушки.
— Ты жестокий!
Ханс сухо улыбнулся, припомнив, как она мучила его своим кокетством, своими соблазнительными уловками и насмешками, описанием богатой жизни, которую ей предстоит вести.
— У меня не было намерений быть таким. Я желаю тебе добра, Сибилла. Пусть сопутствует тебе счастье, к которому так стремится твое сердце.
Возможно, когда-нибудь мы встретимся вновь. А сейчас я прощаюсь с тобой.
Рыдания сжали ей горло. Мольба вырвалась судорожным шепотом, свидетельствующим, что она сама понимает, насколько бесполезно произносить ее:
— Не уходи!
Ханс, подходивший уже к дверям церкви, не слышал ее и вышел, ни разу не обернувшись.
В доме ван Янсов мать Адриана несколько часов в день давала Сибилле наставления. Девушке казалось, будто она снова под опекой Марии, за исключением того, что сейчас она не осмеливалась возражать. Она стала с еще большим нетерпением ожидать дня свадьбы, когда после церемонии и небольшого празднества Адриан умчит ее в их собственный дом.
Он раз в день навещал ее, но фрау ван Янс ни на минуту не оставляла их наедине. Сибилла не могла понять, почему. Неужели она боялась, что на последней стадии страсть захлестнет их? Или ее материнская ревность достигла высшей точки? Совершенно неожиданно как-то утром сестра Адриана, прибывшая вместе с ним, упомянула, что они направляются в штаб ополчения взглянуть на великолепный групповой портрет работы сэра Хендрика, о котором говорят все вокруг.
— Ты должна гордиться успехом своего отца, Сибилла, — снисходительно бросила она.
— Мне так хотелось бы посмотреть на портрет в его окончательном варианте, — с надеждой в голосе произнесла Сибилла.
— Тогда поедем со мной и Адрианом.
Слабая надежда девушки увидеть там Ханса исчезла, как только она увидела, что Хендрик поставил на произведении свою подпись — что было его полным правом, — и Ханс никогда не услышит похвалы за свою долю трудов. Сибилла услышала несколько замечаний, подтверждающих ее собственное мнение, что пять стражников, полностью написанных Хансом, были самыми живыми и яркими на картине. Хотя, впрочем, она не обращала особого внимания на сам портрет, так как нетерпеливо искала повсюду неуловимую мышь. Она прикусила губу от разочарования, когда ей пришлось покинуть зал, не добившись успеха.
Франческа выехала из Делфта в Амстердам на рождественские праздники домой за день до свадьбы Сибиллы. С собой она везла письменную просьбу Константина, на брак с Алеттой, и записки его родителей, выражавших свое согласие. Сестра больше всего боялась, что Хендрик откажется дать разрешение, чтобы еще больше наказать ее, но Франческа верила, что он не будет так жесток, и обещала поговорить с ним.
Девушка была рада вырваться ненадолго из Делфта. В доме Гетруд царила странная атмосфера с того самого дня, когда Клара проговорилась о существовании брачного контракта. На следующее утро Гетруд вполне овладела собой, ничто в ее поведении не давало намека на душевное потрясение, которое она пережила, и на первый взгляд все пошло так же, как и до этого. И все же немного по-другому. Франческа чувствовала, что за ней по неизвестной причине снова наблюдают так же пристально и строго, как в первые недели пребывания на Кромстрат. Ощущение было крайне неприятным.
Алетта передала все, что просил ее рассказать сестре Питер о найденном тайнике оружия в доме де Вера, так как не рискнул писать об этом в коротеньких записках, которыми они обменивались. В одной из них он просил ее с усердием заниматься эскизами. Франческа прекрасно поняла смысл намека. Это означало, что ей следует немедленно дать знать Питеру, если человек, которого она нарисовала, вновь появится в доме Гетруд.
Дорога домой по накатанному снежному пути промелькнула быстро. Тем не менее, был уже слишком поздний вечер, чтобы без приглашения появиться в доме ван Янсов и повидаться с Сибиллой. Поэтому Франческе пришлось ждать до утра. Хендрик и Мария наперебой стремились высказать радость от приезда девушки, и к ее огромному облегчению просьбу Константина приняли хорошо, хотя и совершенно по иной причине.
— Пусть женятся, когда хотят, — беспечно сказал Хендрик. — Составь письмо с согласием, а я подпишу его перед твоим отъездом, Франческа. По крайней мере, я избавлюсь от ответственности за своенравную дочь.
— Но, отец! — возмущенно воскликнула Франческа. — Ты ведь не…
Мария перебила ее.
— Помоги мне дойти до кровати, хорошо, дорогая? Вы сможете поговорить после того, как я лягу спать. — Как только они отошли достаточно далеко, чтобы Хендрик не слышал их, старая женщина объяснила причину своего вмешательства. — Ты только зря потратишь силы и время, пытаясь образумить его насчет Алетты. Я так часто старалась сделать это, но он не слушает и упрямится, как осел.
— Алетта совершила непростительную ошибку, она нанесла удар по его гордости. Но неужели он ни разу не сказал о ней доброго слова после стольких месяцев?
— На этот вопрос легко ответить. Ее имя никогда не слетало с его губ ни с похвалой, ни с осуждением. Он так гордится Сибиллой и ее предстоящей свадьбой с одним из ван Янсов, что не думает больше ни о ком и ни о чем.
— А каково твое мнение насчет этой партии?
— Сибилла получила то, что хотела, — философски заметила Мария. — Но хорошо, что твоей матери нет с нами, потому что ее не обрадовал бы подобный брак.
Утром Франческа пришла в дом ван Янсов со свадебным подарком — вазой для тюльпанов из делфтского фаянса, которую они купили вместе с Алеттой. Сибилла вылетела ей навстречу, как только объявили о приходе сестры, забыв все наставления фрау ван Янс о том, как вести себя перед слугами.
— Я так рада видеть тебя, Франческа!
— А я тебя, — ответила Франческа, чуть не задохнувшись в объятиях сестры. Ее поразило, насколько утомленной выглядела Сибилла, наверное, выдержать две недели с фрау ван Янс не так легко.
— Мне надо так много показать тебе, Франческа, — радость Сибиллы граничила с истерикой. — Мое свадебное платье, драгоценности, все мои новые наряды и замечательный дом, в котором мы с Адрианом будем жить!
— Я хочу увидеть все это, но хорошо ли ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила Франческа, так как Сибилла вцепилась в нее, словно ребенок.
— Да, я просто устала. С тех пор, как перешла в этот дом, я плохо сплю по ночам. Мать Адриана — настоящая мегера, — прошептала Сибилла. — Она осуждает мои наряды, внешность и находит недостатки во всем, что я делаю.
