Последняя судьба постигла также пассажиров скорого поезда, прибывшего полчаса тому назад с многочасовым опозданием. Им объявили, что поезд будет задержан на неопределенное время, так как ожидается прохождение нескольких воинских поездов, и скорый двинется далее только после того, как линия будет очищена. Все они покорно подчинились своей судьбе, кроме одного пассажира, который, по-видимому, особенно торопился. Он отыскал слабо освещенное место на платформе и нервно расхаживал там взад и вперед, ежеминутно вытаскивая часы. Вдруг он остановился и еще глубже отступил в тень, потому что офицер, только что прибывший с воинским поездом, шел, разговаривая с начальником станции, прямо на него.
— Значит, утренний поезд проследовал без особой задержки? — спросил он. — Но скорый, отошедший от станции отправления в двенадцать часов, задержан здесь? А пассажиры последнего поезда все еще здесь?
— Ну, конечно, капитан! — ответил начальник станции. — Они дожидаются, когда поезд пропустят дальше, но это будет еще не так-то скоро!
Должно быть, пассажиру, державшемуся в тени, голос военного был хорошо знаком: он резко повернулся и направился в другую сторону. Но как раз это движение обратило на себя внимание офицера, и он сейчас же уставился зоркими глазами в полутьму. Затем, поспешно поблагодарив начальника, он быстро догнал пассажира и остановил его тихим возгласом:
— Граф Рауль Штейнрюк!
Графу было очень неприятно, что его узнали, но он считал, что это произошло совершенно случайно и что офицер попал на станцию вместе со своим полком. Поэтому ой остановился и резко спросил:
— Что вам угодно, капитан Роденберг?
— Прежде всего мне угодно поговорить с вами наедине!
— Сожалею, но я тороплюсь.
— Я тоже, но, по-моему, мы можем очень быстро покончить с интересующим меня вопросом!
Рауль поколебался один момент, а затем обратился к проходившему мимо начальнику станции с вопросом:
— Сколько времени продержат здесь скорый поезд?
— По крайней мере еще час! — ответил тот.
— Хорошо, я к вашим услугам! — сказал Михаилу Рауль. — Но здесь, где посторонние могут слышать каждое слово, мы не можем объясняться!
— Нет, но невдалеке от станции есть гостиница, где нас никто не потревожит.
— Если ваше дело так неотложно — пожалуй! Только попрошу вас — как можно короче, потому что я тороплюсь! — ответил с обычной надменностью граф Рауль.
Они направились к гостинице. Михаил шел за графом, не спуская с него глаз, видимо, крайне пораженный покорностью юноши.
Они вошли в угрюмую, темную общую комнату гостиницы, где никого не было. Хозяин подбежал к ним, осведомился об их желаниях и сейчас же скрылся опять. Теперь враги остались одни.
Рауль стоял посредине комнаты. Он был смертельно бледен. Его глаза сверкали лихорадочным блеском, и, как он ни старался подавить свое волнение, оно сказывалось в каждом его движении.
— Мне кажется, время и место плохо выбраны для объяснений! — сказал он. — Но пусть так! Во всяком случае нам еще надо посчитаться за ваши разоблачения, сделанные моему дедушке от имени графини Герты. Рано или поздно, но я все равно призвал бы вас к ответу!
— Об этом мы сейчас говорить не будем, — холодно перебил его Михаил. — Мне нужно узнать у вас нечто другое. Вы едете в Страсбург? Что вам там нужно?
— Что это за тон? — крикнул Рауль. — Вы забываете, что говорите с графом Штейнрюком!
— Я говорю с вами от имени генерала Штейнрюка, который послал меня отобрать обратно бумаги, взятые вами!
Граф вздрогнул так, как если бы его поразила молния.
— Бумаги? Дедушка думает, что...
— И он, и я! И мне кажется, что мы имеем право на это. Пожалуйста, без уверток! Я не могу терять много времени и в крайнем случае прибегну к силе. Вы хотите, чтобы дело дошло до этого?
Рауль смотрел на него бессмысленным взглядом. Вдруг он всплеснул руками и простонал:
— Нет, это ужасно...
— Избавьте меня от комедии! — резко оборвал его Михаил. — Меня вам не ввести в обман! Письменный стол генерала взломан, бумаги украдены, и лакей, неожиданно вошедший в кабинет, застал там вора!
Громкий вопль Рауля перебил Михаила. Граф сделал движение, как бы собираясь броситься на Роденберга, но последний отступил на шаг и сказал, положив руку на эфес сабли:
— Сдержитесь, граф Штейнрюк! Вы потеряли право на другое имя!
— Но это ложь! — крикнул Рауль. — Не я, а Анри Клермон...
— Я никогда не сомневался, — сухо перебил его Михаил, — что подстрекателем был Клермон, тем более что я видел, как он крался по парку. Однако без чужой помощи этот француз не мог получить доступ к комнатам генерала!
— Но он имел доступ к моим комнатам! Дедушка всегда был настроен против Анри, в последнее время и мама была вооружена против него, так что я, по просьбе Клермона, дал ему ключ от моих апартаментов, чтобы избегнуть вечного контроля и упреков. Я не подозревал, для какой цели на самом деле ему нужен был ключ!
— Значит, внук графа Штейнрюка сам открыл дверь шпиону? Но как же Клермон добрался до тайника, секрет которого не был известен никому? Как он нашел пружину, без которой нельзя было открыть этот тайник?
— Он хорошо знал мой письменный стол, сделанный по заказу дедушки в виде точной копии с его собственного. В моем столе тайник открывается совершение так же!
— А, вот как? Ну, дальше!
Рауль судорожно стиснул кулаки.
— Роденберг, не перетягивайте струну! Перед вами отчаявшийся, которому теперь все безразлично. Вы должны поверить мне, вы должны снять с моего имени страшное подозрение, явившееся у дедушки, — иначе я не потерплю больше этого тона! Я пришел вчера поздно ночью домой и застал открытой дверь, соединяющую мои комнаты с дедушкиными. Эта дверь всегда заперта, ключи от нее имеются только у нас двоих, так что я не мог не заподозрить неладное. Я пошел в кабинет и застал там человека, называвшего себя до сих пор моим другом...
— За работой! — договорил Михаил. — Значит, вы не помешали его занятию, раз ему удалось довести свое дело до конца?
— Да, когда я вошел, все было уже кончено! В то время как я стоял, совершенно растерянный, подавленный этим потрясающим открытием, в передней послышались шаги. Анри в смертельном ужасе сжал мою руку и заклинал меня спасти его. И я бросился к дверям и помешал лакею войти, заявив, что тут я. Когда же я обернулся, Клермона уже не было, он исчез...
— И вы не бросились за ним, чтобы отнять у него его добычу? Вы не сообщили генералу того, что случилось?
Рауль потупился и еле слышно ответил:
— Он был моим лучшим, близким другом, братом женщины, которую я любил до безумия и в то же время еще считал непричастной к позорному делу Клермона. На следующее утро я отправился к ним, но их уже не было, а через час мне было сделано другое страшное разоблачение... Тогда я уже отбросил всякие посторонние соображения и погнался за ними.
