— Ты думал напугать меня глупыми письмами? Ты хотел заставить плясать меня под свою дудку? Так получай. Ничего у тебя не вышло.
Крейн улыбнулся разбитыми губами.
— Я ничего не писал. Да и зачем? Если бы я что-то знал, то высказал бы тебе это прямо в лицо.
Гриффин опять ударил его по лицу.
— Кто же свидетель? Кто видел, как погиб Олбрайт?
От боли Крейну было уже не до смеха, еле слышно он прохрипел:
— Не знаю никакого свидетеля. Кто-то просто дурачит тебя.
— Лгун.
Гриффин опять ударил Крейна наотмашь. Он бил и бил своего врага, мстя ему за все детские обиды и унижения, за побои и шрамы на теле и в душе, которые остались после издевательств Крейна.
Как ни странно, вид поверженного врага никакой радости не вызвал в душе Гриффина. В этом-то и состояло огромное различие между двумя сильными и мужественными людьми. Гриффин не был способен хранить в сердце холодную злобную ненависть.
Глядя вверх тупыми, бессмысленными глазами, с лицом, превращенным в кровавое месиво, Крейн простонал:
— Ну что ж, пора кончать. Меня все равно повесят. Или у тебя кишка тонка?
— Ты прав, — ответил опомнившийся Гриффин, поднявшись на ноги. — Я не гожусь для этого.
Крейн молчал. Сознание на миг оставило его.
Гриффин оглянулся назад. На берегу виднелось множество поверженных тел, но все они шевелились, жалобно постанывая и тихо ругаясь. Его люди сплоченной кучкой подошли к нему, во главе шел викарий.
Послали за мировым судьей, который тихо и смирно сидел в своем доме, ожидая, чем все это закончится. Послали также за констеблем, который должен был арестовать контрабандистов и конфисковать запрещенный груз.
Гриффин окинул долгим задумчивым взглядом поверженного врага, тихо вздохнул и пошел к скалам, туда, где стояли пони, которых держала за поводья Бесси.
— Он мертв? — спросила она.
— Нет, но его ждет виселица.
Взяв из рук девушки поводья, он повел лошадей за собой не оборачиваясь: ему было все равно, идет Бесси следом за ним или нет. Странное оцепенение овладело его душой.
Весь путь до деревни они прошли в молчании. Только здесь Гриффин пришел в себя.
— Чьи это пони? Куда их надо отвести?
— Это наши пони, с постоялого двора. Милорд, не хотите ли выпить чего-нибудь? — Бесси улыбнулась. — За счет заведения.
Гриффин взглянул на светящиеся окна постоялого двора, прислушался к глухому шуму, доносившемуся из-за дверей, и покачал головой.
— Нет, в другой раз.
— Тогда всего вам доброго, милорд.
Бесси взяла поводья из рук Гриффина и присела в знак прощания.
Он хотел повернуться и уйти, но не успел. Бесси, всхлипнув, схватила его за руку и принялась осыпать ее горячими поцелуями.
— Как мы благодарны вам, милорд. Очень благодарны. Слава Богу, теперь мы свободны.
— Свободны от Крейна, ты хочешь сказать?
— Да, да, милорд. — Она замолчала и потупилась. — Милорд, знаете, те письма... писала я.
Гриффин замер на месте, не веря своим ушам.
— Ты? Так это была ты?
Бесси молчала, не зная, что сказать.
— Видите ли, милорд, Олбрайт погиб не из-за вашей сестры. Его столкнул вниз Крейн.
— Что? Что ты сказала? — крикнул Гриффин.
От испуга Бесси втянула голову в плечи. Гриффин опомнился и торопливо спросил:
— Крейн убил Олбрайта?! Как это случилось?
— Я видела, как ваша сестра боролась с Олбрайтом на вершине скалы. Я хотела закричать, позвать на помощь, но со мной был Крейн. И он запретил мне поднимать шум. Когда леди Жаклин вырвалась и побежала прочь, я очень обрадовалась. Она толкнула Олбрайта, он упал и, кажется, растянул лодыжку. Но он не упал вниз, до края обрыва было еще далеко. Мы подошли к нему, он дышал, но, по-видимому, был без сознания. Я побежала за врачом.
Бесси всхлипнула.
— Невольно я оглянулась, и увидела, как Крейн ногой столкнул Олбрайта с обрыва.
Она уткнулась лицом в поднятый передник и заплакала. Гриффин обнял ее за плечи, пытаясь успокоить.
— Значит, ты видела, как Крейн убил Олбрайта? Но почему ты все это время молчала?
Бесси подняла на него заплаканные глаза.
— Я боялась, милорд. Он грозил убить меня, если проболтаюсь. И убил бы, сами знаете, милорд.
Да, это была правда. Гриффин не смел винить Бесси за ее преступное молчание. Но сколько же им всем пришлось пережить! Ему, Жаклин и той же Бесси. Подлости и низости Крейна не было предела.
— Ты подпишешь бумагу со своим признанием? Обещаю тебе, что покажу ее только в случае крайней необходимости. Крейна в любом случае ждет петля, и поскольку больше некому будет ворошить прошлое, то, полагаю эти мерзкие слухи пройдут сами собой.
— Да, — ответила Бесси, — подпишу, милорд.
Вдруг крепкая рука похлопала Гриффина по плечу, и следом прозвучал голос викария:
— Не пора ли нам промочить горло, а? Что-нибудь для согрева?
Тут викарий разглядел Бесси.
— А вот и сама хозяйка! Давай пошевеливайся. За мной идет целая толпа жаждущих выпить. Думаю, сегодня в пивной будет некуда яблоку упасть.
И действительно, нагнавшая их толпа увлекла за собой Гриффина, и он следом за всеми вошел в пивную.
Он, внутренне поеживаясь, ожидал встретить злые лица, хмурые взгляды и недобрый шепот. Но его встретил оглушительный хор дружественных приветствий и радостных поздравлений.
Удивленного, ничего не понимающего Гриффина похлопывали по спине, желали выпить за его здоровье, поздравляли с успехом. Никаких косых взглядов, никакой былой враждебности, а ведь это были те же самые люди, что и раньше. Ему совали в руки кружку за кружкой, все хотели, и те, кого он знал, и совсем незнакомые люди, выпить с ним. Со всех сторон его окружали улыбающиеся веселые лица.
Этой ночью, несмотря на настороженность, укоренившиеся в его сердце обида и злость под напором всеобщего дружелюбия рухнули, рассыпались и исчезли.
— Не принимай все за чистую монету, дружище, — охладил восторг Гриффина лукаво улыбавшийся викарий. — Подожди, завтра увидишь, как эти же самые люди будут ворчать из-за высокой арендной платы и так же злиться.
Улыбнувшись, Гриффин поднес ко рту кружку и сделал глоток. Конечно, будут, кто бы сомневался. Они ведь простые люди.
Домой он возвращался, слегка пошатываясь. Голова приятно кружилась, то ли от выпитого эля, то ли от сознания, что всем их мучениям наступил конец.
Все окончилось как нельзя лучше.
По крайней мере для Жаклин.
— Я не могу оставить ее, — ответила Розамунда Мэддоксу, державшему в руках букет маргариток.
Влюбленный топтался на пороге спальни, где лежала заболевшая Жаклин, не решаясь войти.
