Лейтенант мудро кивнул, мгновенно все поняв до конца.
Джеймс встал и принялся ходить по комнате.
– Я не могу сейчас ехать.
Лейтенант подошел к дивану, опустился на него и положил рядом костыль.
– Я не думаю, что у вас есть выбор. Вы должны забрать это золото, пока оно не уплывет. Мы сумеем защитить мисс Шарлотту. Защита мисс Шарлотты для меня – дело чести всей моей жизни. – Он почесал гладко выбритую щеку. – Кое-какие добрые дела я в госпитале делал, но этого недостаточно. – Покачав головой, он улыбнулся. – У меня есть цель: помочь вам вернуть украденное имущество и, – глаза его мстительно блеснули, – наказать этого мерзкого пса.
– Я должен помешать отъезду Шарлотты. – Джеймс посмотрел на дверь. – Но как это сделать? Она думает, что я чудовище. И я не могу ее винить за это.
– Поговорите с ней. Убедите ее.
Джеймс рассеянно кивнул и тут же встал.
– Что ж, спасибо, что пришли ко мне, лейтенант. Я у вас в долгу.
Лейтенант Фримен взял костыль и тоже встал.
– Не у меня. У мисс Шарлотты.
Шарлотта оцепенела, увидев стоящего на пороге Джеймса. Окинув взглядом комнату, он увидел, что все ее вещи были упакованы в чемоданы и баулы.
Первоначальное чувство вины у нее сменилось готовностью дать отпор ему, если он начнет на нее кричать.
Однако Джеймс вежливо спросил:
– Шарлотта, не могли бы мы поговорить с тобой в, соседней комнате?
Она коротко кивнула и направилась в другую комнату. Джеймс аккуратно закрыл за ними дверь. Шарлотта остановилась за большим креслом, словно оно могло защитить ее от душевных страданий, и настороженно повернулась к Джеймсу лицом.
В комнате воцарилась напряженная тишина.
Он провел ладонью по рту.
– Это так неудобно.
Она вскинула бровь.
– Для тебя, разумеется... Понимаешь, я не хотел причинить тебе боль, Шарлотта. У меня были самые лучшие намерения. Хотя не все из них... – Голос его пресекся.
– Нельзя ли начать сначала? – негромко предложила она, хватаясь за кресло, словно стараясь поддержать свою угасающую решимость.
– Я не знаю, когда это по-настоящему началось. Может, Мортимер и я ненавидели друг друга с детства. Трудно найти двух более непохожих людей. Мы всегда друг с другом соперничали. За внимание дяди, за женщин – за все. Но я получил титул и землю. Правда, вместе с вытекающей из этого ответственностью.
Шарлотта сжалась. Вот оно, сейчас он скажет о потребности в деньгах, чтобы содержать герцогство.
– Мортимер всегда хотел больше, ему требовалось больше. Наши отношения еще более ухудшились, после того как умер дядя. – Джеймс передернул плечами и помолчал. – Должно быть, я не до конца понимал, насколько он порочен. Или до какой степени коррупция способна запачкать других.
– Ты полагаешь, что его аморальность запачкала тебя?
Джеймс некоторое время молчал, размышляя, затем медленно кивнул.
– Как ты можешь винить кузена за собственное двуличие?
– Честно говоря, не могу.
Повисла тяжелая тишина. Затем Джеймс поднял руку.
– Это моя вина, что я втянул тебя в эту кошмарную историю. Клянусь, что если бы была возможность вернуться назад...
Скрестив руки, чтобы сдержать дрожь, Шарлотта спросила:
– И что бы ты сделал иначе?
– Во-первых, я бы ни за что не стал прятать карту и ключи в твоей комнате.
– Почему ты это сделал?
– Потому что мне дали понять, что Мортимер неравнодушен к тебе. Что он хочет на тебе жениться.
– И какое это имеет отношение ко всей истории?
– Мортимер всегда весьма ревниво относился к тому, что ему принадлежало. Я подумал, что он никому не позволит войти в твою комнату, причинить вред тебе или твоей репутации. Так что твоя комната была идеальным местом в качестве тайника.
Шарлотта покачала головой.
– Но какое отношение имеет Мортимер к карте и ключам?
Джеймс опустился на диван и тихо, но четко произнес:
– Потому что он главный организатор краж в военном ведомстве.
Шарлотта от изумления открыла рот. Оказывается, во всей этой истории существует немало такого, о чем она даже не подозревала.
Джеймс пожал плечами.
– Я не знаю, с какой целью он организовал эти кражи: чтобы насолить мне, или поддержать Наполеона, или обогатиться, или же в силу всех этих причин. Но каковы бы ни были его мотивы, я знаю, что за всем этим стоит он и что, по всей вероятности, именно он убил Эджертона и пытался похитить тебя. Я хотел разобраться с ним самостоятельно, чтобы спасти мать и сестру от скандала и унижения. Я не хотел, чтобы кто-то узнал о том, что он собой на самом деле представляет.
Бросив на Джеймса быстрый взгляд, Шарлотта прочитала решимость в его глазах. Значит, он хотел убить своего кузена. Обойдя кресло, она устало опустилась в него. Она знала, что Мортимер был лживым и непорядочным, но узнать, что он к тому же еще убийца и предатель, – это уже слишком. Она провела ладонью по глазам.
– Скажи что-нибудь, Шарлотта, – попросил Джеймс. Она не знала, как долго она молчала, размышляя об услышанном.
– Как ни странно, но все сходится. Он всегда безумно стремился заполучить все, и это лишало его остатков разума.
– Мне тошно в этом признаться, но и меня тоже. Я очень сожалею, что втянул тебя в это кошмарное дело, Шарлотта.
Это было последнее, завершающее оскорбление. Он сожалел, что узнал ее, что состоялась помолвка...
У нее пересохло во рту. Она удивилась, что все же одно слово сумела произнести.
– Почему?
– Все это не стоило того, чтобы использовать тебя так безжалостно.
В какой-то степени она была рада, что он чувствует себя мерзко, однако он не употребил нужных слов, после которых все кончается хорошо. Сердце ее кричало, она страшно хотела, чтобы он признался в вечной любви, чтобы он сказал, что полюбил ее за ее душевные качества, а не за приданое или за роль, которую она сыграла в махинациях Мортимера.
А он лишь сказал:
– Я очень сожалею обо всем, что случилось.
Если бы у нее было чувство собственного достоинства, она бы разразилась пламенной речью, хлопнула бы перед его носом дверью, но у нее было такое ощущение, что она не может пошевелиться, что ее тело приросло к креслу.
– Он напугал тебя сегодня?
– До сегодняшнего вечера я не боялась его.
– А сейчас боишься?
– Да.
– Надеюсь, ты знаешь, что, несмотря на мое омерзительное поведение, я никогда бы не причинил тебе зла.
Однако эти слова вызвали лишь боль в сердце. Тем временем Джеймс продолжал:
