— Слышал бы ты, как Либби ее называет!
— Как же именно?
— Неблагодарной выскочкой.
— Интересно, почему?!
— Считает, что именно Мегги вынудила тебя приказать Уильяму жениться на этой никчемной девчонке. И все потому, что она дочь викария и воспитана в строгих моральных принципах. Даже чересчур строгих. Либби также уверена, что Мегги не одобряет ее связи с лордом Киппером, хотя это совершенно не ее дело.
— Я постараюсь разубедить тетю Либби, — пообещал Томас. — Надеюсь, ты поправила ее? Заверила, что я еще более непоколебим, чем моя жена?
— Вовсе нет! Не желаю, чтобы ты был непоколебимым. Немного порочности никогда не помешает, Томас.
— В Уильяме порочности хватает на нас обоих.
— Он всего лишь озорной мальчишка.
— Уильям — мужчина, — начал Томас, но тут же пожал плечами. Мать не единожды поражала его. Что толку спорить? — Кстати, Барнакл сказал мне, что лорд Киппер приезжал и спрашивал о Мегги.
— Он заявил, что свадьбу Уильяма нужно отложить, пока твоя милая женушка не поправится и не сможет на ней присутствовать. Боится, что, если она умрет, бедняжке Уильяму придется быть и на похоронах, и на свадьбе, что, согласись, выглядит как двойные похороны.
Томас вздохнул. Ему еще предстояло немало дел, но все они не имели значения. Единственное, что было сейчас важнее всего, — Мегги. Необходимо выяснить, кто ее ранил. Третья попытка может оказаться роковой.
Он распрощался с матерью, спустился в контору и написал отцу Мегги. Тот должен знать, что дочери грозит беда.
Никогда ни одно письмо не давалось ему с таким трудом.
— Открой рот, Мегги.
Мегги с охотой повиновалась, но глаз так и не открыла. Томас кормил ее картофельным супом, совершенно восхитительным на вкус. Она продолжала жевать, пока Томас не заявил:
— Ты съела целую тарелку. Я горжусь тобой. Рана болит?
— Не так сильно, как вчера.
— Прекрасно. Ни жара, ни воспаления у тебя нет. Доктор Притчерт говорит, что ты храбра и отважна. И так сильна, что он уверен в твоей способности рожать наших детей без единого крика и, уж конечно, без всяких истерик.
Последнее прозвучало так самодовольно, что Мегги нежно улыбнулась и па этот раз подняла ресницы, по тут же нахмурилась.
— Ты похудел, Томас. Тебе следовало бы съесть побольше этого супа.
— Теперь, когда я знаю, что ты не отправишься на небо раньше срока, я снова могу спокойно есть. Все это время еда застревала у меня в глотке.
Он легонько провел кончиками пальцев по се щекам, бровям, пригладил волосы, наклонился и поцеловал в губы.
— Я состарился не меньше чем на год, так ты меня напугала.
— Именно этого я и боялась. Не смерти, а того, что ты будешь вне себя от горя. Ты так глубоко все чувствуешь…
Томас раскрыл рот от удивления. Это он-то глубоко чувствует?
— Ты о чем? — спросил он наконец.
— Думаю, если со мной случится что-то ужасное, ты не оправишься. Будешь считать виноватым себя, и совесть тебя заест.
— Несомненно. Но дело не только в этом. Наверное, ты уже поняла, как много значишь для меня.
— О да. Возможно, столько же, сколько ты — для меня, — пробормотала она, зевнув. Но он все же услышал ее и замер. Очень хотелось спросить, что она имеет в виду, но он побоялся. И увидел, как ее веки медленно опустились. Дыхание стало ровным и размеренным. Какое счастье, что она выжила.
— Это, должно быть, обеденный суп.
Он понятия не имел, о чем она толкует, и на секунду испугался, что она потеряла рассудок.
— При чем тут суп?
— Ужасно вкусный. И поскольку ужины то-прежнему отвратительны, значит, она готовила его к обеду. Я очень благодарна. Пожалуйста, поблагодари ее от меня, Томас.
— Я слышал, как она пела.
— Так и есть: она придумала оду картофельному супу.
Два дня спустя улыбающаяся Мегги сидела в постели. Томасу ее улыбка казалась ослепительной.
Осторожно балансируя подносом, он подошел к кровати. На подносе лежали знаменитые ореховые булочки кухарки, от которых исходил манящий аромат корицы и масла. У Мегги потекли слюнки. Она даже запела песенку кухарки, прославляющую ореховые булочки, прижала поднос к груди и в мгновение ока сунула булочку в рот.
Пока она расправлялась с булочкой, Томас объявил:
— Свадьба состоится, как и намечалось. Я решил, что нечего зря тратить время. А тебя просто снесу вниз на руках. Что ты об этом думаешь?
— Согласна. Поскорее посади этого жалкого Уильяма на сворку. Я бы сделала это хоть сегодня.
— Дорогая, — засмеялся Томас, — сумей я притащить сюда священника, так и сделал бы, но он сидит в Корке, у постели умирающего дяди. Но в воскресенье все будет сделано как надо. Кстати, сегодня я пригласил Дженни Макграфф к чаю. Ты наверняка захочешь познакомиться с будущей невесткой. Думаю, тебе она понравится, Мегги. Честная, прямая, открытая девушка с прелестной улыбкой и добрым сердцем. И к тому же хорошенькая. Единственное, что достойно сомнения, — ее вкус и здравый смысл. Как она могла увлечься Уильямом? Не понимаю! Будь он проклят, поросенок! Ах, если бы только он понял, как ему повезло!
Мегги зевнула и откусила кусочек булочки.
— Я с нетерпением жду встречи. Надеюсь, ты попросишь свою мать и тетю Либби быть с ней поласковее?
— Придется пустить в ход лесть и угрозы.
— Уильям меня навестил, — сообщила Мегги, проглотив остаток булочки и потянувшись за второй. — Всячески извинялся, объяснял, что должен был поискать свадебный подарок для Дженни и доверил Джему охранять меня. Поэтому его в тот день и не было у скал.
— Да, он и мне то же самое сказал, — кивнул Томас.
— Ты ему не веришь?
Томас поднялся и стал по привычке мерить шагами комнату. Мегги не могла дождаться того времени, когда он станет проделывать это не чаще раза в неделю.
— Не знаю, — бросил он, не оборачиваясь. — Может, это и он стрелял в тебя, но, как уже сказано, не вижу смысла.
— Милорд!
В комнату вошел Барнакл. Как ни странно, сегодня он не гримасничал, мало того, стоял вполне прямо, расправив плечи. Томас мгновенно оказался рядом.
— О Боже, случилось что-то ужасное! Говори, Барнакл, я все перенесу.
— Мне очень жаль, милорд, но пришел Тедди Макграфф. Его дочь пропала.
Томас тупо уставился на него.
— Дженни? Ты в своем уме?
— Так мистер Макграфф сказал. Его дочь просто исчезла. Что же теперь будет? Миссис Блэк опять впала в молчание, чего не бывало уже очень давно. И без того здесь немало неладного творится, а теперь еще это! Дженни все любили, милорд.
Томас озабоченно кивнул.
