Он двинулся к столу и решительно сгреб в сторону забытые на нем кубки, а потом торопливо принялся расставлять их, используя в качестве условных знаков.
— Допустим, это останки башни. От нее идет подземный ход, который заканчивается в усыпальницах. И отсюда же начинается еще один туннель — он ведет к подземным кладовым, — и он со стуком поставил на это место кубок. — Здесь! — уверенно воскликнул он. — Здесь они должны содержать ее. А вот здесь, — он поставил на стол еще один кубок, — то место, где удобнее всего расположить людей, напротив пролома в стене. Они могут наблюдать отсюда за дорогой, не покидая своего лагеря. А вы, мои дорогие друзья, будете ждать меня вот здесь с нашей дружиной. И как только я появлюсь с Мелисандой, вы должны будете ударить.
— Вы только появитесь с нею, сударь, а уж мы их обязательно атакуем! — воскликнул Гастон.
Но тут их внимание привлек жалобный вопль. Конар обернулся и заметил Рагвальда, стоявшего у входа в зал. Лицо его было белее мела, и поначалу Конар решил, что старик неправильно понял, о чем они толкуют. Всклокоченный, с безумно горящим взором — старик явно был не в себе.
— Нет, граф Конар, нет! Не суждено нам их атаковать!
Рагвальд развернулся и пустился вверх по лестнице. Недоумевая, Конар с друзьями поспешили вслед за ним.
Рагвальд подвел их к одному из сторожевых окон на башне замка.
Стояла темная, безлунная ночь. Яркое пламя факелов с трудом пробивалось сквозь мрак, играя на поверхности волн в заливе.
И в этом неверном свете они различили огромное множество судов, приближавшихся к берегу.
— Боже, это опять новые полчища датчан! — вскричал Филипп.
— Нет, друзья, — широко улыбнулся Конар. — Нам не придется сражаться с ними. Это моя семья.
Отец Конара обещал ему, что с падением Мелмордена они смогут быть свободны. И подтвердил это на деле.
И как Конар всякий раз откликался на призыв своей семьи, спеша к ним на помощь, так и теперь помощь спешила к нему, хотя он и не звал ее.
— Да, да, это моя семья! — подтвердил он. — Они прибыли, чтобы помочь нам!
Он махнул рукой в сторону приближающихся кораблей. И в тот же миг, словно небеса откликнулись на его молчаливый призыв, из-за густых туч вынырнула яркая луна.
Вот они, снова рядом с ним. Эрик, его отец, Лейв, Брайан, Брайс, его зятья, шурины, дяди, кузены.
Он живо обернулся к Свену:
— Свен, ты встретишь их один. Я же немедленно отправлюсь вызволять Мелисанду, пока она, чего доброго, не наделала еще каких-нибудь глупостей из страха перед Жоффреем («или передо мной», — подумал он про себя). Расскажи им все, что я только что рассказал вам. Они будут знать, что надо делать. Мы уже играли однажды в эту игру.
И он стал спускаться во двор.
— Конар! — окликнул его Свен. Конар остановился.
— Как ты собираешься пробраться сквозь их сторожей? Тебе придется использовать какую-то маскировку!
— Ту самую, которая мне ближе всего, — ухмыльнулся он. — Ту самую, что лучше всего притупит их бдительность.
— Это какую же?
— Я проберусь в виде викинга, Свен, — со вздохом отвечал Конар. — Я проберусь в виде викинга.
И вот он уже во дворе замка, а минутой спустя верный Тор мчал его сквозь тьму, в то время как на берега залива высаживалась грозная дружина, прибывшая к нему на помощь.
Он ликовал. Их помощь будет как нельзя кстати.
Но только при том условии, что он сам освободит ее. Быстро. Один, без чьей либо помощи.
И был лишь один способ спасти ее. И он молил Бога, чтобы его план сработал и на этот раз.
Мелисанда не могла ничего различить в кромешной тьме, даже силуэта вошедшего. Слабый лучик света, проникший сюда из коридора, погас, как только захлопнулась дверь. Она замерла, вся обратившись в слух.
И она услышала прерывистое хриплое дыхание.
Жоффрей? Он уже вернулся?
Нет, он обязательно бы принес с собой факел — ведь он ни за что не упустил бы случай полюбоваться на ее растерянность.
Тот, чье дыхание она сейчас слышала в темноте возле двери, не принес с собой света. Стало быть, он пробрался сюда украдкой.
— Где ты? — тихо спросили ее на северном наречии. Мелисанда покрылась холодным потом. Жоффрей спутался с бандой насильников и грабителей. И вот теперь один из его грабителей вознамерился сам добраться до лакомого куска, который Жоффрей приберегал для себя.
Она не шевелилась, и вскоре уловила движение возле двери. Варвар медленно, шаг за шагом, продвигался в глубь каземата, размахивая огромными мускулистыми ручищами в надежде схватить ее.
Она сумела весьма удачно пригнуться, почувствовав по легкому дуновению, что искавшая ее рука прошла всего в дюйме над ее головой: Он пересек комнату и двинулся в обратном направлении.
Вдруг прямо у ее ног раздался пронзительный писк крысы. Кровь застыла у нее в жилах. Стараясь овладеть собой, она до крови закусила губу, вся обратившись в слух, чтобы опять суметь вовремя увернуться.
Человек тихонько рассмеялся, и этот хриплый смешок холодной угрозой прозвучал в кромешной тьме каземата.
— Стой смирно, девочка!
Она опять прижалась к склизкой стене. Какое-то время, судя по звукам, он шарил руками по противоположной стене. Она снова затаила дыхание. Он движется по кругу. Ей необходимо снова переместиться, иначе он наткнется на нее.
Так она и сделала. Он не слышал, как она движется, и безуспешно шарил по голому камню.
Но не собирался сдаваться.
Она в ужасе подумала, сколько еще выдержит эту игру в прятки в темной камере. Не собирается же этот тип кружить так до скончания века?
Ей пришла мысль найти входную дверь. Возможно, в камеру пробрался стражник.
А может, это другой насильник, и как только она проберется к двери, она окажется между двумя алчными варварами. Стоит ли ей пытаться?
Но тут он тихо выругался, и его тяжелые, неуверенные шаги послышались у самой двери, возле которой она стояла.
Поднявшись по ступеням, он сам решил приоткрыть дверь, чтобы в узкую щелку попало немного света от факела, висевшего в подземном туннеле, ведущем к казематам. В его свете почти ничего нельзя было различить, лишь слабые тени и силуэты. Но он увидел ее и, дико взревев, набросился.
Ей удалось увернуться, она попробовала проскочить в дверь, но на верхней ступеньке он схватил ее и рванул назад. Она закричала, грязная рука зажала ей рот и опрокинула на пол. Она извернулась и укусила толстые пальцы. Он выругался и отвесил ей пощечину, оглушив ее. Плащ, единственное оставшееся у нее одеяние, был отброшен в сторону, и всей своей нежной, чувствительной кожей она ощутила грубую ткань его одежды; его руки шарили по ее телу, она задыхалась под тяжестью его веса.
