Священник ответил не сразу. Глядя на свои мокрые башмаки, он печально покачивал головой. Но остатки благородства взяли верх.
— Я любил преподобного Матерса, — еле слышно прошептал он наконец. — Мы были друзьями когда-то… давным-давно. Но он отказался поделиться со мной тайной. Что же оставалось делать?
Наступила гробовая тишина. Не растерялся один лорд Прит. Он просто сдавил тощую шею преподобного и оторвал его от земли.
— Ах ты, жалкий гнус! Паршивый коротышка! Такой карлик, и взгляни только, что наделал?! Флок, как мне поступить с этим скотом?
— Я уже сказал, милорд. Прикончить злодея — и вся недолга.
— Нет, отец, сначала я заберу у него пистолет. И ослабь хватку, а то его физиономия совсем посинела, хотя по заслугам и кара.
С этими словами Хелен выхватила оружие из ослабевшей руки проповедника.
— Флок, — велел лорд Прит, — свяжи его.
— Чем, милорд?
— Пусти в ход свое небогатое воображение!
Лорд Бичем молча снял галстук и стянул руки преподобного Олдера за спиной.
— Ну, сэр, что с вами делать? — вздохнул он.
— Вероятно, меня ждет виселица, милорд.
— Как вы могли заколоть прекрасного, доброго человека? — негодующе вопросила Хелен. — Низкая вы личность! Настоящее отребье!
— Да, миледи, вы правы. Мне нет прощения ни на том свете, ни на этом.
— Говорю же, прикончить негодяя — и делу конец, — встрял Флок.
— Как местный судья-магистрат, я имею право выносить приговоры, — объявил лорд Прит, сажая Олдера на землю. — Попробуй шевельнуться, и я сброшу тебя со скалы.
— С места не двинусь, хотя, по правде говоря, вряд ли смог бы, даже если захотел.
— Запру-ка я его в своих подвалах, — решил лорд Прит. — У нас здесь тюрем нет, даже самых маленьких. А потом придумаем, что с ним делать.
Повинуясь приказу, Флок снабдил служителя церкви тремя одеялами, едой, кувшином воды, большим канделябром, ночным горшком и запер в винном погребе с предупреждением, что если узник наберется нахальства выпить больше одной бутылки вина, лорд Прит повесит его собственноручно без всякого суда и следствия.
— Отправлю-ка я мерзавца в Ботани-Бей, — заметил лорд Прит чуть позднее, вручая дочери и Флоку бокалы с новым напитком. — Сомневаюсь, что он выдержит там хотя бы полгода, если, разумеется, перед этим вынесет путешествие. А вы, мой мальчик, не хотите попробовать?
Лорд Бичем с ужасом воззрился на жидкость странного цвета, налитую в хрустальный бокал тонкой работы, и картинно содрогнулся.
— Нет, сэр, но вижу, моя жена готова пожертвовать собой.
Хелен ответила взглядом, яснее слов говорившим о том, что бы она хотела с ним сделать, но все же послушно взяла протянутый бокал. Лорд Бичем, не отрываясь, наблюдал, как она подносит бокал ко рту и делает первый нерешительный глоток. Но тут свершилось чудо: Хелен облизнула губы, допила до конца и потребовала еще. Флок, последовавший ее примеру, буквально стонал от удовольствия. Господи, да что же налил лорд Прит в шампанское?
— Ах, отец, — вздохнула Хелен, расправившись со второй порцией, — это восхитительно. Лучшая смесь, которая тебе когда-либо удавалась. Признайся, что это?
— Поверишь, дорогая, раньше мне в голову не приходило, что это может быть так вкусно. Наоборот, сама мысль о таком сочетании казалась невыносимой. Неплохо, верно?
— Настоящая амброзия, — заверил Флок, разливая напиток по бокалам.
— Да что же там такое, сэр?
— Апельсиновый сок, мальчик мой, ни больше ни меньше. Наконец-то получилось! Я сделал великое открытие! Думаю, оно сохранится в веках. Как, по-вашему, следует назвать этот сладостный нектар?
— «Апельш», сэр, — предложил лорд Бичем.
— «Шампель», — возразила Хелен.
— Нет, — покачал головой лорд Прит, — нам нужно название, которое будоражило бы аппетит, звучало мягко и зовуще, нечто совершенно не связанное с ингредиентами. Что-нибудь совершенно новое и оригинальное.
Флок подошел к окну.
— Как прекрасны эти деревья! Скоро на них снова распустятся зеленые листья. Видите ли, милорд, стоит пригубить шампанское, как я воображаю себя на весеннем лугу, среди высокой травы. А в душе разливается такое довольство, и голова чуть кружится от хмеля — словом, чувствую себя точно так, как при виде цветущего сада, над которым кружатся пчелы. Словом, почему бы нам не назвать напиток в честь дерева?
— То есть дубом? — удивился лорд Бичем.
— Или сосной? — поддакнула Хелен.
— Нет, — мечтательно вздохнул Флок, — немного больше поэзии и романтики. Я имею в виду поэтическое дерево.
— Ива! — выпалил лорд Прит. — Почему бы не назвать смесь плакучей ивой?
Хорошенько обдумав предложение, лорд Бичем покачал головой:
— Неплохо, но не совсем то. Другое дерево, Флок.
Дворецкий задумчиво воззрился вдаль.
— Нашел! Идеальное название! Лучше не придумать! Как насчет мимозы?
— Нет, — без колебаний возразил лорд Прит. — Совершенно бесцветное название.
— Мы будем пользоваться им, пока не подвернется что-нибудь более подходящее, — утешила Хелен, протягивая бокал. — Еще «Мимозы», пожалуйста, Флок.
В эту ночь была сделана очередная попытка стащить лампу. Злоумышленниками оказались трое местных мальчишек. На следующий день отчаявшаяся Хелен пожаловалась:
— Я просто не в силах жить, сознавая, что за каждым углом таится вор. На этот раз пожаловали мальчишки. Что, если бы мы кого-нибудь ранили? Нужно что-то предпринять.
— Я подумывал повесить ее над входом в гостиницу, — предложил лорд Бичем.
Хелен мгновенно просветлела.
— Это идея! И вполне соответствует названию гостиницы. Как я раньше не додумалась? Жаль только, что ее украдут в мгновение ока.
— В таком случае есть только один выход, Хелен.
Супруги взглянули на лампу. Все как обычно. Ни тепла, ни странного желтоватого света, ни малейшей пульсации. Неужели все это их фантазии? Каким образом помятая старая лампа послужила основой легенды об Аладдине?
Они, не сговариваясь, подошли к ней, завернули в мягкое сукно и положили в железную шкатулку. Спенсер не смог заставить себя расстаться со свитком. В конце концов, это ценная реликвия, и ее еще предстоит изучить до конца.
Они зарыли шкатулку на лугу, приблизительно в миле к востоку от Шагборо-Холла. Зарыли очень глубоко. И не захотели отметить то место, где в очередной раз похоронили древний миф.
Никто и никогда не найдет ее.
В последующие годы супруги вспоминали лампу, только когда получали письма от ученых, желавших исследовать свиток. Правда, Хелен, оказываясь на кладбище, неизменно навещала могилу миссис Фриледи.