Девлин просунул кончик лезвия в ближайший к каминной топке стык.
– Если удастся найти защелку… – Он замолчал, почувствовав, как острие кинжала уткнулось в металл. Себастьян медленно и осторожно производил манипуляции с замком сначала в одном направлении, затем в другом. Передвинув лезвие под язычок, он нажал вверх и услышал негромкое «клац».
Панель скользнула в сторону.
– Полагаю, это жульнический прием, но все равно впечатляет, – отметила Геро.
– Спасибо.
Сунув кинжал обратно в ножны, Девлин толкнул панель, открывая пошире.
Помещение, размером примерно шесть на восемь футов, было пыльным и пустым, не считая двух окованных железом деревянных сундуков, корзины с маленькими стеклянными пузырьками, закупоренными пробкой, и сыроватого пятна, до сих пор заметного на плитах сразу за порогом древней каморки. В спертом воздухе замкнутого пространства запах мочи ощущался острее.
Геро наморщила нос:
– Думаешь, кого-то закрыли здесь так надолго, что он не смог утерпеть?
Внимание Девлина привлекла скомканная тряпица, лежавшая сбоку от проема. Подняв ее, он обнаружил, что держит дешевое изделие из пожелтевшего муслина и китового уса, с растрепанными от длительной носки завязками.
– Благие небеса, – охнула Геро. – Это же женский корсет.
Себастьян передал одежку ей.
– Такой маленький… – Виконтесса подняла глаза, встречаясь взглядом с мужем: – Думаешь, он принадлежит хозяйке синих атласных туфелек?
Девлин, развернувшись, посмотрел на длинную старомодную переднюю. Человек, запертый в «патерской норе», отлично мог бы видеть все происходившее в комнате… если имелся глазок.
Найти отверстие, искусно проделанное в узоре панельной обшивки, заняло не больше минуты.
– Подозреваю, Эйслер запихнул сюда свою гостью – и большую часть ее одежды, когда их прервал чей-то стук в парадную дверь, – предположил Себастьян. – Девушка, вероятно, подсматривала в глазок, когда посетитель застрелил старика, и так перетрусила, что даже обмочилась. Йейтс утверждал, что ворвался в дом, как только услышал выстрел, и Перлман явился буквально следом за ним.
– А куда же подевался убийца?
– Мог тут же выскочить через черный ход. Или спрятаться за шторой, пока Йейтс и Перлман не ушли, а потом сбежать.
– А за ним и твоя синеатласная Золушка, которая уронила корсет и не посмела задержаться, даже чтобы захватить свою обувь. Вероятно, она очень испугалась.
– А кто бы не испугался?
Геро кивнула. Она сложила маленький, поношенный корсет так бережно, словно изысканную и дорогую вещь.
– Выходит, ей известно, кто убийца.
– Пускай она не знает его имени, но наверняка сумеет опознать внешность.
Жена с посерьезневшим лицом подняла глаза:
– Вопрос в том, известно ли про Золушку преступнику?
– Надеюсь, нет.
В большем из двух сундуков обнаружились стопки журналов в потертых кожаных переплетах.
– Недостающие бухгалтерские книги? – заглянула Геро через плечо мужу, листавшему верхнюю из них.
Он кивнул.
– Красноречивый факт, правда? Бесценные полотна итальянских художников пятнадцатого века и великолепные греческие статуи пылятся по всему дому, зато гроссбухи припрятаны подальше.
Девлин перешел к меньшему сундуку. В нем содержался странный набор предметов, каждый из которых был тщательно замотан в лоскут белого или черного шелка и перевязан бечевкой. Виконт развернул табакерку, флакон с нюхательной солью и золотую цепочку с медальоном, из тех, какие мужчины преподносят своим избранницам в качестве свадебного подарка. Только в этом случае эмалевый узор на крышечке изображал золотую корону и три белых пера принца Уэльского.
Себастьян поднял находку.
– Взгляни.
– Принни? – потянувшись к медальону, Геро открыла его. Внутри лежал золотисто- рыжий локон.
– Кажется, теперь мы знаем, что было нужно Эйслеру от принцессы Каролины.
– Медальон с прядью волос принца-регента? Но… зачем? Эта вещица не имеет большой ценности.
– Для того, кто увлекается магическими «действиями» с целью увеличить свое богатство и снискать королевское благоволение, еще как имеет.
Виконтесса заглянула в сундук:
– Так вот что здесь такое? Личные вещи могущественных людей, на которых Эйслер надеялся повлиять, наложив заклятия?
– Повлиять или погубить.
Геро присела на корточки возле корзины.
– А там что? – спросил Себастьян, наблюдая, как она берет одну из небольших склянок.
– Похоже на флаконы, наполненные… – жена открыла пробку и принюхалась, – землей. Очень любопытно, – повернула она пузырек к свету. – На каждом ярлык с именем. Вот на этом написано «Альфред Донсей».
– Я знавал Донсея. В прошлом году он вышиб себе мозги. Говорят, был в долгах как в шелках.
Виконтесса подняла еще один флакон.
– А здесь указано «Стенли Бенсон». Не тот ли сын баронета, который минувшей зимой перерезал себе горло?
Себастьян кивнул.
– Ходили слухи, будто Бенсон попал в лапы какого-то ростовщика.
– Бог мой, – уставилась Геро на горку склянок. – Полагаешь, все эти люди покончили с собой из-за Эйслера?
– Боюсь, да.
Геро потянулась за следующим пузырьком:
– А на этом написано…
– Что? – переспросил Девин, когда она вдруг умолкла.
Взгляды супругов встретились.
– На этом написано «Ребекка Риджуэй».
Себастьян всмотрелся в напряженное, внезапно побледневшее лицо жены:
– Это важно. Почему?
– Ребекка Риджуэй – сестра Абигайль Макбин. Она умерла минувшей весной.
Мисс Макбин со склоненной головой сидела на потертом диванчике в своей уютной гостиной, держа наполненный землей флакон. На подушке рядом с ней лежал один из гроссбухов Даниэля Эйслера, открытый на странице, где третья запись снизу гласила: «Маркус Риджуэй, две тысячи фунтов». Рядом было нацарапано: «Выплачено полностью 2 апреля 1812 года».
Геро устроилась в кресле у огня, Себастьян стоял в дальнем конце комнаты.
Через какое-то время Абигайль, вымученно прокашлявшись, заговорила:
– Ребекка – моя младшая сестра. Она была совершенно на меня не похожа. Хорошенькая. Восхитительно жизнерадостная. Всегда больше интересовалась балами, чем книгами. Вышла замуж за Маркуса, едва ей исполнилось девятнадцать. К несчастью, мой красивый и обаятельный зять оказался человеком с прискорбными недостатками: слабовольным, безответственным и до крайности эгоистичным. Он то и дело влезал в долги, но умудрялся как-то выпутываться.
