Ознакомительная версия.
Она столь глубоко погрузилась в предвкушение своих искупительных, очистительных, сладостных страданий во имя Григория, что ощутила себя весьма грубо сброшенной с небес на землю, когда Аретино, даже не сделан попытки коснуться ее, покряхтел и с неловкостью признался:
— Черт бы подрал эту Джилью! Не иначе, напустила на меня какие-то чары. Сколько ни тужусь… даже волосы на голове дыбом встали! А больше ничего…
Троянда еще не успела понять, испытала она облегчение или разочарование при этом признании, как Аретино взбил подушки повыше, устроился поудобнее и спросил деловито, заговорщицки, как если бы она была не отставной любовницей, перед которой он вдобавок только что потерпел полное фиаско, а одним из его секретарей, доверенным лицом, а то и торговым партнером:
— А вот интересно: если он столько платит посреднику, то какова же сумма выкупа?
* * *
С тех пор минуло две недели. Срок, назначенный Аретино, чтобы разыскать Барбаруссу, истекал завтра, и Аретино просто-таки извелся от нетерпения. Троянда иногда изумлялась его заинтересованности в этом деле: конечно, сумма в пятьдесят тысяч дукатов — очень немалая, однако получение таких деньжищ было для Аретино делом если и не весьма обычным, то все равно не чем-то из ряда вон выходящим. Скажем, именно столько ему, как правило, присылал дож Венеции; на такие же суммы не скупился Карл V… Очевидно, Аретино, привыкший, что золото валится на него с потолка, имел особый интерес честно, самому заработать его. Притом предприятие, на которое он согласился, выглядело достаточно опасным. Пусть Хайреддин Барбарусса и заключил союз с французским королем, однако Венеция еще не оправилась от ужаса после его последнего набега. И знакомство с Барбаруссой было не из тех, которыми гордятся порядочные люди, так что Аретино изрядно рисковал, ввязавшись в эту историю. Стоило недоброжелателям Аретино узнать, что по его приглашению Барбарусса побывал в Венеции, а потом преспокойно скрылся… да Аретино враз растерял бы добрую половину своих покровителей, а то и угодил бы в тюрьму! Троянда не могла не отдать должное спокойствию и отваге, с которыми он держался. И если в первые дни, пока готовили быстроходную фелюгу для спешной отправки в Константинополь, пока сочиняли Барбаруссе убедительное письмо, гарантирующее его безопасность, Аретино выглядел встревоженным, то чем ближе подходил день встречи, тем спокойнее и увереннее в себе становился Пьетро.
Чего никак нельзя было сказать о Троянде…
* * *
Бог знает, может быть, чертовка Джилья и заколдовала Аретино, но Григорий наверняка заколдовал Троянду. Заколдовал, приворожил, свел с ума! Теперь она часами просиживала у окна, вглядываясь в синие дали лагуны, пытаясь где-то там высмотреть корабль, названия которого она даже не успела узнать… зато успела оставить там свое сердце. Она не замечала ревнивых взглядов и колкостей Аретинок, которые в штыки восприняли ее возвращение. Не отличала одно от другого среди двух или трех десятков платьев, которых тотчас же накупил ей щедрый Пьетро; не видела, что ест, что пьет, где спит. Она жила словно во сне, чувствуя, как на губах ее все еще горят следы от его нетерпеливых зубов, и ноги, которые он так торопливо, почти грубо разбрасывал, до сих пор ломит от сладостной боли. Нет, это сердце ее ломило сладостно-мучительными воспоминаниями, а тело… тело просто горело от неутоленной страсти, которую разбудил в нем Григорий, и никому другому не погасить этого костра! Не раз она была готова сбежать из дворца и на первой попавшейся гондоле отыскать его корабль. Но стоило ей представить, как нахмурится, встретившись с нею, Григорий… увы, для него она — лишь средство подобраться поближе к Аретино, ее, как он думает. возлюбленному… Да он же собственноручно отвезет ее в палаццо на Большом канале, мало того — уложит в постель, а Аретино пристроит сверху! Откуда ему знать, что она так же нужна Пьетро, как и он ей!
Думая о Григории, Троянда все время пыталась на него разозлиться, но почему-то злилась только на себя. И все заканчивалось тем, что она завороженным взором вперялась в темно-зеленую бездонную могилу канала, к которой она уже однажды была так близко. Но умереть, не увидев Григория… Нет, это было выше ее сил!
И вот наконец день встречи настал.
* * *
Битых два часа стояла она перед зеркалом, не в силах выбрать лучшее из лучших своих платьев, когда в комнату заглянул Аретино…
— Пожалуйста, не мешай, — раздраженно выпалила Троянда. — Ты же не хочешь, чтобы я выглядела перед знаменитым Барбаруссой как девчонка-оборванка! Что поделаешь, я успела забыть свой гардероб.
— Если ты хочешь произвести неотразимое впечатление на Хайреддина, тебе лучше раздеться, — хмыкнул Аретино. — Этот мусульманин в отношении к женскому полу истинный ренегат — он просто без ума от белокожих женщин. Ну а если серьезно: можешь надеть что угодно, потому что у Барбаруссы не будет возможности оценить твои старания.
— То есть как? Он что, не едет? Встреча не состоится?! — в ужасе возопила Троянда, у которой обморочно подкосились ноги.
— Тише, молчи! — замахал руками Аретино. — Он уже приехал, он уже здесь. И встреча, конечно, состоится. Но даже и думать забудь появиться там!
— Это еще почему? — грозно свела брови Троянда. — Когда мне еще представится случай повидать великого Барбаруссу?!
— Надеюсь, никогда, — сказал как отрезал Аретино. — Большое дело, подумаешь — рыжий турок! И не закатывай истерик! — категорично выставил он ладонь, увидев, что глаза Троянды налились слезами. — Я же о тебе беспокоюсь. Ты слишком уж красива! Я совсем не хочу, чтобы Хайреддин пленился тобой, а потом Венеция снова подверглась разграблению.
— Венеция?! Из-за меня?! — фыркнула Троянда. — Целый город из-за одной женщины?!
— Представь себе, — очень серьезно произнес Аретино. — Ты никогда не слышала, что он учинил ради Юлии Гонзаго? Юлия — молодая вдова, графиня Фонди, слава о красоте которой гремела по всей Италии. Ходили слухи, что стихи в ее честь слагали двести восемьдесят поэтов! Не скрою, — самодовольно огладил бороду Аретино, — что в их числе был и я, хотя… хотя я знавал женщин гораздо привлекательнее Юлии, более напоминавшей мраморную статую, чем ту пылкую красавицу, которую воспевали стихи…
Аретино опустил голову, и Троянда поняла, что он вспомнил Джилью. Даже подумала, не воспользоваться ли этим припадком задумчивости и не кинуться ли прочь, чтобы успеть хоть одним глазком взглянуть на Григория, но тут Аретино вздохнул и очнулся:
— О чем это я? Ах да! Юлия Гонзаго!.. Конечно, от слухов об этой красавице сердце Барбаруссы разгорелось, однако он сохранил присутствие духа, потому что был хорошим политиком. Эту жемчужину он решил добыть не для себя, а для своего государя: ведь Сулейман I гордился своим гаремом. Итак, вперед, на Фонди, где живет графиня! Суда пристали к берегу ночью, и янычары Барбаруссы бросились к замку. Слишком поздно! Успели дать тревогу, и графиня в одной ночной рубашке ускакала верхом в сопровождении слуги. Барбарусса, разъяренный вестью об исчезновении красавицы, решил наказать Фонди и отдал город воинам на разграбление. По истечении четырех часов в городе остались только трупы, а корабли Барбаруссы осели под тяжестью награбленного… Поняла теперь, почему я не хочу показывать тебя Хайреддину?
Ознакомительная версия.
