Эвелин слышала прерывистое дыхание Синджона. Он не выдержит долгой битвы.
— Опустите оружие, — приказал солдату полковник Д’Аграман, но тот лишь покачал головой и снова перекрестился.
— Эвелин, отойди, — сказал Синджон.
Он оттолкнул женщину в сторону и поднял саблю, готовясь к сражению.
Филипп самодовольно улыбался, уверенный в том, что владеет ситуацией. Он не остановится. Убьет всех ради собственного развлечения.
— Остановись! — взмолилась Эвелин, когда Синджон отразил первый удар.
В мгновение ока противник выбил саблю из его рук, и Синджон пошатнулся.
Эвелин видела, как Филипп поднял пистолет и положил палец на спусковой крючок.
Эвелин схватила саблю Синджона и с яростным криком бросилась на мужа в тот самый момент, когда в воздухе прогремел выстрел.
Филипп вскрикнул, когда клинок пронзил его тело. Эвелин ощутила, как он задрожал в ее руке. Она отпустила рукоятку, и ее ужас отразился в глазах Филиппа. Обхватив клинок обеими руками, он в оцепенении смотрел на него. Потом попятился и уперся ногами в парапет. Какое-то время он балансировал на краю, пытаясь спастись. Знамя взлетело в воздух, подхваченное ветром, и теперь реяло над башней, взирая с высоты на разыгравшуюся внизу драму. Филипп упал вниз, не сводя взгляда со знамени.
Синджон выхватил саблю из ее рук и прижал Эвелин к груди, чтобы она не видела смерти Филиппа. Даже теперь он пытался ее защитить.
— Я в порядке, — дрожащим голосом произнесла Эвелин.
Синджон коснулся ее щеки.
— Не в порядке, — возразил он, и в то же самое мгновение его глаза закатились, а тело обмякло.
— Полковник! — закричала Эвелин, сжимая в объятиях любимого.
Д’Аграман подхватил Синджона и осторожно опустил его на пол.
Эвелин упала на колени, рванула куртку на груди Синджона и пропитанную кровью сорочку.
— Разыщите знамя! — приказал полковник своим людям и присел рядом с Эвелин. — Необходимо вернуться ко мне в замок.
Синджон покачал головой и попытался подняться на ноги, превозмогая боль.
— Нас ждет корабль. Меня повесят, если я не вернусь. Я должен отвезти Эвелин домой.
Полковник посмотрела на Эвелин.
— Берег в четырех часах езды отсюда. Мой дом — всего в двух.
— Домой, — слабо произнес Синджон.
— Я о нем позабочусь, — поспешно произнесла Эвелин.
Полковник знаком приказал своим людям снести Синджона в экипаж. Потом он поднял с земли саблю и внимательно посмотрел на нее.
— Я подарил эту саблю капитану Радерфорду за спасение моей жены, — обратился Д’Аграман к Эвелин. — В моей семье она передавалась из поколения в поколение. Ее пускали в ход лишь для благих дел, и я благодарю вас за то, что вы сделали сегодня. Это было непросто.
— Я не могла позволить ему умереть, — пробормотала Эвелин, глядя на окровавленный клинок.
— Вы необыкновенно смелая женщина, именно такая нужна капитану Радерфорду. — Полковник поклонился и подал ей саблю. — Вернете ее капитану вместе с моими благодарностями?
Осторожно взяв саблю из рук полковника, Эвелин кивнула.
Люди полковника промыли рану Синджона с помощью бренди и еще добрую порцию влили ему в горло, чтобы боль немного притупилась. Они перевязали рану и предупредили Эвелин, что ее необходимо как можно скорее зашить. Синджон смотрел на любимую потемневшими от боли глазами.
— Ты свободна, Эвелин, — пробормотал он, прежде чем впасть в забытье у нее на руках.
Она свободна. Только что это значит?
Синджон проснулся от плеска бьющихся о борт корабля волн. Эвелин сидела рядом. Он почувствовал сладковатый аромат ее кожи, прежде чем открыть глаза, и ощутил, как щекочут грудь ее волосы.
Он обнажен?
Синджон открыл глаза, когда в его кожу впилось что-то острое.
— О! — протестующе воскликнул он.
Но Эвелин даже бровью не повела.
— Лежи смирно.
— Какого черта ты делаешь?
Эвелин взглянула на Синджона, и ее глаза вспыхнули точно изумруды в свете лампы.
— Зашиваю твою рану. Это следовало сделать еще несколько часов назад.
— Зашиваешь… — Голос Синджона сорвался, когда он почувствовал очередной укол. — Ты делала подобное раньше? Разве на корабле нет доктора?
Эвелин высокомерно вскинула бровь.
— Я вышиваю всю свою жизнь. Я даже шила одежду для солдат.
— Но никогда самих солдат!
Эвелин успокаивающе посмотрела на Синджона.
— Я почти закончила. Если будешь лежать спокойно, я сделаю все гораздо быстрее. У тебя наверняка были раны и пострашнее. Как, например, вот эта.
Эвелин провела пальцем по шраму на ключице. Прикосновение было нежным и чувственным, однако следующий стежок испортил все впечатление.
— Насколько все плохо? — спросил сквозь стиснутые зубы Синджон.
— Пуля задела ребро, но не повредила жизненно важных органов.
— Я смотрю, ты не только портной, но еще и доктор? — спросил Синджон.
Свет от раскачивавшегося под потолком фонаря превратил волосы Эвелин в копну переливающихся золотисто-медных нитей.
Она бросила на Синджона еще один красноречивый взгляд.
— Это мне сообщил настоящий доктор.
— Стало быть, он здесь, на корабле?
Эвелин усмехнулась:
— Нет, но полковник настоял, чтобы тебя осмотрел доктор, прежде чем мы уедем. Он не хотел, чтобы новоявленный герой Франции умер от потери крови… Позволь мне все же закончить, — попросила она, вновь вонзая в кожу Синджона иглу.
Он лежал смирно и смотрел на любимую. Ее лицо было покрыто синяками и царапинами, а на шее виднелись темные отметины, оставленные пальцами Филиппа. Желудок Синджона болезненно сжался. Эвелин не рыдала, забившись в уголок. Он держалась совершенно спокойно и зашивала его рану.
— Эвелин, а тебя доктор тоже осмотрел?
Эвелин поднялась со стула, взяла чистую тряпицу и начала яростно рвать ее на ленты.
— Ты должен сесть, чтобы я могла тебя перевязать, — решительно произнесла она.
Синджон позволил ей перевязать раны, чувствуя себя слабым и беспомощным, точно ребенок. Он наклонился вперед и уткнулся лицом в шею Эвелин, пока она туго бинтовала его грудь.
Синджону хотелось уложить ее рядом с собой в постель, успокоить, но Эвелин стояла слишком далеко с непроницаемым лицом, а у него не хватало сил дотянуться до нее.
Она была смелой и красивой. В ней было все, что Синджон хотел видеть в своей любовнице. Он хотел защищать ее, любить, почитать и никуда от себя не отпускать.
Только вот у него не было ни гроша за душой. Ни дома. Ни семьи. Он все еще был преступником и предателем, несмотря на письмо с показаниями сержанта О’Нила.
