А вот Калли не повезло…
Рен лег на живот и прицелился из мушкета. Попасть было нелегко. Она едва не ранила его, хотя, не будь Калли, наверняка промахнулась бы на целый фут.
Темнота сгущалась, и он не сумел разглядеть долину у подножия. Поэтому закрыл глаза и дал волю воображению.
Он ненавидел стоявшего внизу человека. Он все испортил, разрушил семью, украл ту, которая заменяла ей настоящую мать.
Рен прицелился и, открыв один глаз, увидел зелено-золотистую долину весной. Мужчина шел, прихрамывая. Убегал от единственного счастья, которое узнал в этой жизни…
Рен тряхнул головой и снова сосредоточился. Мужчина ковылял по долине. Сюртук развевался на ветру. Он вспомнил, что ветер все усиливался и унес голос Калли, превратив в подобие птичьего крика.
Ветреный день, долина у подножия холма на таком расстоянии…
Рен изменил мнение о меткости девочки. Ему чертовски повезло остаться в живых.
И Калли тоже.
Но он не умер. Девочка видела, как он подхватил Калли на руки и побежал к дому.
Она должна знать, что сестра все еще жива. Не так ли?
Рен вспомнил, сколько крови было на том месте. Она капала с травы, огнем горела в его памяти. Калли лежала такая бледная и неподвижная. Он сам посчитал ее мертвой!
Поэтому…
Он снова закрыл глаза. Когда-то, на службе короне, он отличался умением перевоплощаться, ставить себя на место врага. Он играл порученные роли, используя воображение. Вживаясь в придуманную жизнь человека, готового изменить долгу.
Теперь он проник в разум полудикой необыкновенной девочки, уверенной, что она убила собственную сестру.
Он открыл глаза и встал, опираясь на мушкет и глядя в темное пространство за кругом света.
Теперь он знал, куда идти.
Атти лежала, свернувшись клубочком на соломе, и настороженно прислушиваясь.
Там, в темноте, что-то было…
Треск… словно рвут что-то.
Задыхающаяся перепуганная девочка яростно уставилась в каменную стену, из-за которой несся звук. Она не могла вынести неизвестности.
И поэтому поползла к стене, в которой примерно на половине высоты была дыра. Если встать на цыпочки, она сможет посмотреть в нее.
Треск.
Девочка вытянулась и посмотрела в окно, если можно было так назвать дыру в стене. Непроглядный мрак. Она смотрела в него, пока глаза чуть не вылезли из орбит, но…
Но тут послышалось лошадиное фырканье.
Всего-навсего старая кляча, рвущая траву остатками зубов!
Атти облегченно вздохнула.
— Уходи прочь! — прошипела она. — Или я тебя съем!
— Не стоит ему угрожать. Он только и мечтает, чтобы вернуться домой, в уютное теплое стойло, и наесться настоящего овса.
Атти развернулась, и в лицо ей ударил свет фонаря. Девочка ойкнула, закрыла глаза рукой и больно ударилась о стену.
— Прощу прощения, мисс Уортингтон.
Свет стал чуть менее ярким, но перед глазами Атти все еще мелькали разноцветные блики. Она продолжала прижиматься к стене.
— Кто здесь?
— Портер.
Он пришел убить ее, за то что стреляла в Калли. Но ведь и она хотела его убить.
Атти тошнило от страха, но на душе стало легче. Когда некуда деваться, смерть кажется не таким уж плохим выходом.
Калли мертва.
Пришло время сказать это вслух.
— Калли…
— Калли жива. Она лежит в доме. Приходил доктор и сказал, что она будет жить.
Девочка не могла осознать сказанное.
Калли жива!
Жива, значит, все еще здесь, все еще на земле, все еще говорит и дышит и…
Атти закрыла лицо ладонями. Рыдания, которые она так мужественно сдерживала весь день, прорвали плотину и вылились здесь, в вонючей лачуге, в присутствии чертова Портера!
Она боролась с ними. Но слезы лились и лились, а из горла вырывались уродливые прерывистые звуки. Она больше не могла сопротивляться. Упала на колени. И плакала перед Портером, хотя никогда не плакала. С самого детства. Никогда…
Наконец Атти снова смогла дышать свободно и вытерла рукавом слезы и сопли. Тяжело дыша, пытаясь успокоиться, она прислонилась головой к стене и вытянула замерзшие ноющие ноги.
Что-то упало ей на колени. Большой полотняный квадрат. Прекрасно! Теперь она назло ему испортит его носовой платок!
Девочка подняла платок, энергично высморкалась и протянула Рену.
— Считай его своим, — сухо бросил тот.
Атти сложила руки на груди и уставилась на человека, испортившего ей жизнь. Он сел напротив, поставив у двери фонарь, который отбрасывал довольно тусклый свет. Атти, невзирая ни на что, была благодарна. Он слышал ее рыдания. Но это куда менее унизительно, чем когда при этом на тебя смотрят.
Атти скрипнула зубами. Пора кончать с этим!
— Это вы должны были лежать с мушкетной пулей в груди!
Рен вдруг осознал, что с огромным сочувствием смотрит на маленькое чудовище. Он знал, что это такое — боязнь потерять родного человека. И его сердце разрывалось при мысли о том, что бедняжку довели до точки. Ни одному ребенку не следует брать в свои руки жизнь и смерть. К тому же, грязная и растрепанная, она ужасно походила на Калли, хотя уже сейчас он видел, что девочка вырастет ослепительной красавицей и намного превзойдет внешностью сестер.
Если подлая маленькая зверушка до этого доживет.
Ему следовало оставить ее здесь и послать на поиски весь клан Уортингтонов. Он ничего не знал о детях, хотя был твердо уверен, что Аталанта Уортингтон только слегка походила на обычное дитя. Боже, какими только именами не наделяли эти люди своих ни в чем не повинных отпрысков!
— «Атти» тебе не идет. Я бы назвал тебя «Ратти»[1], — хмыкнул он.
Выражение ужаса на ее лице было почти смехотворным.
— Не посмеете!
Рен задумчиво глянул в потолок.
— Ратти, ты пыталась меня убить. Думаю, это дает мне право называть тебя, как пожелаю!
Она долго молчала. Как он и подозревал, ее терзали муки совести из-за Калли. С другой стороны, ей ничуть его не жалко. Если она и жалеет, то лишь о том, что промахнулась.
— Твоя семья приехала в Эмберделл. Ищут тебя.
Она угрюмо отвернулась.
— Твоя мать очень расстроена.
Такой же угрюмый взгляд. Громкое шмыганье.
Рен очень устал. День был длинным и кошмарным. Посчитай он, что выйдет из этого целым и невредимым, перекинул бы маленькую убийцу через плечо и отвез бы к спятившим родственникам.
Калли любила эту зверушку. Калли хотела бы, чтобы та сохранила свое крошечное достоинство. И хотя он годами ни с кем не разговаривал, все же был готов уговорить злобную оборванку ехать домой.
— Однажды я убил человека. Воткнул ему в глаз его же собственный багор.