Через две недели бесплодных поисков маркиз объявил вознаграждение за предоставление информации о местонахождении его жены, и многие хотели получить его. Кроме того, Нат Уитли нанял людей, чтобы те проверили все возможные места проживания, и многие из этих мест уже были вычеркнуты из списка. Наиболее вероятные Люсьен посещал сам.
— Милорд! Милорд! Вы дома! — Майкл бросился к нему, и Люсьен, подняв его на руки, усадил на плечо.
— Я приехал час назад и не хотел мешать твоим урокам.
— Старый Парни учит меня французскому языку. Боже, зачем человеку учиться говорить, как эти чертовы лягушатники?
Люсьен улыбнулся. Этот ребенок был самым ценным даром, который оставила ему Кэтрин. Временами, как сегодня, после бесплодных поисков, если бы не было маленького Майкла, можно было просто сойти с ума.
— Мистер Парнелл заботится о том, чтобы ты со временем был принят в обществе, — пояснил Люсьен. — Ты говорил, что хочешь быть настоящим джентльменом. В таком случае должен уметь говорить по-французски.
— Готов спорить, что вы не умеете говорить, как их лягушатники.
— Не их, а эти лягушатники. И ты ошибаешься, если думаешь так. Je parle francais assez bien. Comprenez vous? В высшем обществе часто употребляют французский язык.
Майкл нахмурился:
— У вас хорошо получается. А у старого Парни звучит так, словно квакает жаба в ржавом ведре.
Люсьен улыбнулся:
— В таком случае ты учи слова, а я помогу тебе правильно произносить их. Хорошо?
Майкл просиял:
— Очень даже хорошо!
Люсьен поставил его на ноги, и мальчик побежал вверх по лестнице к своему учителю.
— Милорд? — Люсьен повернулся на голос Ривза. — Прошу прощения за беспокойство, но, кажется, к вам визитер.
— Визитер? Кто же это?
— Леди Эллисон Хартман. Я сказал ей, что вы никого не принимаете, поскольку только что вернулись из Утомительной поездки в Мейдсон, но она настаивает на встрече. Я попросил леди подождать в Зеленой гостиной. Отослать ее, милорд?
Эллисон Хартман. Люсьен вздохнул, почувствовав себя еще более усталым. Боже, из всех людей он меньше всего ожидал увидеть ее.
— Так как же быть, милорд?
— Что? О нет, нет… все в порядке, Ривз. Я поговорю с ней.
Открыв дверь в Зеленую гостиную, Люсьен увидел Эллисон, сидящую на темно-зеленом парчовом диване. Она была такой же хорошенькой, как и прежде. Люсьен подумал о постоянной усталости и беспокойстве, отчего лицо его прорезали глубокие морщины, и решил, что в глазах Эллисон он, должно быть, выглядит лет на десять старше.
— Милорд? — Эллисон поднялась и с улыбкой посмотрела на Люсьена. — Рада видеть вас.
Люсьен посмотрел мимо Эллисон, ища глазами ее мать, баронессу, постоянно сопровождавшую дочь, но женщины нигде не было видно.
— Леди Эллисон… Вы, как всегда, прекрасно выглядите, — бесцветным голосом произнес Люсьен.
Эллисон слегка покраснела:
— Благодарю вас, милорд.
— Надеюсь, ваша матушка и отец в добром здравии.
— О да, милорд. Тем не менее я чрезвычайно обеспокоена.
Люсьен удивленно приподнял бровь:
— Обеспокоены?
— Да, милорд. Я слышала ужасные вещи… что ваша жена бросила вас. Говорят также, что против нее выдвинуты страшные обвинения.
Люсьен нахмурился и отчеканил:
— Моя жена не совершала ничего противозаконного. И никогда не покушалась на чью-либо жизнь.
Эллисон потупила глаза и тихо произнесла:
— Я в этом не сомневаюсь, милорд. Поймите, она очень сильно обидела меня.
Люсьен вздохнул, подумав про себя: не только Кэтрин виновата в переживаниях Эллисон Хартман, но и он тоже.
— Кэтрин очень сожалела о случившемся, миледи. И я тоже. Но в то время она очень нуждалась в моей защите. При этом полагала, что наш брак продлится недолго и мы — вы и я — сможем пожениться через некоторое время.
Эллисон посмотрела на Люсьена своими невинными голубыми глазами:
— Она действительно так считала?
— Да.
Эллисон подалась вперед, положив свою маленькую ручку в белой перчатке на руку Люсьена:
— Может быть, по этой причине она и исчезла, милорд. Чтобы мы наконец были вместе.
Люсьен посмотрел на ее изящную ручку и подумал, что едва ли она смогла бы сделать что-либо, чтобы спасти жизнь маленькому мальчику.
— Возможно, это одна из причин, — холодно ответил Люсьен и мягко отвел руку Эллисон. — Уезжая, она не знала, как сильно я люблю ее и как рад тому, что мы поженились. Я почитаю за счастье называть Кэтрин своей женой.
Эллисон замерла на какое-то мгновение.
— А я думала, вы не верите в любовь. Вы всегда говорили мне об этом, — с некоторым недоумением произнесла она.
— Я был глуп, — коротко ответил Люсьен. Эллисон нахмурила брови и бросила на Люсьена недовольный взгляд:
— Я надеялась, что мы могли бы восстановить прежние отношения между нами. Теперь вижу, что ошибалась. Думаю, мне следует принять предложение Реджинальда Дикерсона, лорда Мортимера, как настаивает моя мама.
Приподняв подбородок, Эллисон подобрала юбки и двинулась мимо Люсьена, но он остановил ее, взяв за руку: — Вы можете не поверить, Эллисон, но нам обоим повезло, что мы не поженились. Вы заслуживаете человека, который любил бы вас, будь то Мортимер или кто-то другой. Не сомневаюсь, вы тоже сможете полюбить его. В этом истинное счастье.
Эллисон ничего не сказала, но на мгновение глаза ее вспыхнули. Люсьен наблюдал, как покачивается ее кринолин, в то время как она шла через холл к входной двери и затем вышла к ожидавшей ее карете. Эллисон была мила и невинна и могла бы стать образцовой женой. Во всяком случае, так думал Люсьен раньше.
Теперь же он твердо знал, что ему нужна умная, страстная и преданная женщина. Такая, которая не побоится возражать ему. Ему нужна Кэтрин Грейсон. Он обязательно найдет ее. И не остановится, пока не добьется своего.
Дни шли за днями, недели за неделями. Снова наступило Рождество. Теперь Кэтрин встречала его в одиночестве. Морозный январский ветер стучался в ставни коттеджа, и ледяные морские волны бились о берег. Замерзшую землю покрывало снежное одеяло.
За толстыми каменными стенами домика Кэтрин пылал в камине огонь, в углу над колыбелью мерцали свечи, освещая комнату желтым светом.
Кэтрин смотрела на крошечного черноволосого, мирно спящего ребенка и чувствовала такой прилив материнской любви, что рука ее дрожала, когда она подтягивала одеяло к подбородку малыша. Она родила мальчика, а не девочку, как надеялась, но это не имело значения. Она носила его девять долгих месяцев, страдала при родах, переживала, когда у него были рези в животике и болело горлышко. Она любила его сумасшедшей любовью.
