– Прости меня, мое дитя, прости.
Он выпрямился и нежно снял с ее головы апостольник и вуаль. Серебристо-светлые волосы были скручены в тугой узел. Блестящие от слез синие, как море, глаза светились.
– Мама. – Он обнял Маддалену за шею и прижался к ней, как маленький мальчик. Рыдая, она шептала извинения, но он остановил ее: – Нет, мама, это ты меня прости, прости…
Слезы душили Маддалену. Из ниши в стене за его плечом на нее смотрела скромная фигурка и, казалось, участливо улыбалась.
– Благодарю Тебя, милостивый Отец. Благодарю Тебя… – беззвучно шевельнулись губы Маддалены.
– Тост. – Герцог Делламор поднял бокал. – За нашего доблестного генерала, героя войны – герцога Мальборо!
Большой бальный зал утонул в аплодисментах. Зазвенел хрусталь. Стоя между двух своих любимых герцогов, королева Англии Анна Стюарт довольно улыбнулась. Ее глаза сверкали.
– Хотелось бы мне знать, за что они сейчас пьют в Версале. Как это неучтиво со стороны Людовика не пригласить нас!
Все рассмеялись.
– В самом деле, ваше величество, – согласился Мальборо. – Как это низко со стороны короля Франции не поздравить нас с успехом. Разве Сфорца и Савойский не дали его войскам покинуть Италию без происшествий? Он должен быть благодарен, что они позволили ему тихо-мирно сдать остальные гарнизоны, потому что он больше не мог удержаться в Италии.
– Совершенно верно! – воскликнул Годолфин, лорд-казначей, подняв бокал. – Теперь Милан и Турин тычут французов в задницу!
Вельможи, собравшиеся в Хэмптон-Корт праздновать военные победы, расхохотались и зааплодировали. Стоя среди гостей, Аланис заставила себя улыбнуться и присоединиться к здравице. Ей не особенно хотелось выезжать в свет сегодня, но перспектива просидеть в одиночестве дома, когда все веселятся, угнетала больше, чем необходимость провести время с подвыпившими малознакомыми людьми.
– Благодаря нашему новому союзнику принцу Миланскому, – произнесла Анна, – Италия очищена от французов, и война ведется сразу на четырех границах. Будем надеяться, что нас ждет не меньший успех в Голландии и Германии и мы победим!
Гости поддержали тост, и королева подала оркестру знак играть.
Когда бальный зал превратился в цветное море шелка и драгоценностей, к Аланис подошел мужчина.
– Лукас, – поздоровалась она с улыбкой. – Где твоя прелестная жена?
– Здесь. – Он указал на матрон, осаждавших Джасмин. – Теперь, когда все знают, что моя жена – сестра принца Стефано Сфорца, она пользуется огромной популярностью. – Он взглянул на Аланис. – Прости, Алис, за то, что случилось на Ямайке. Прими мои извинения, я вел себя отвратительно.
– Я тоже виновата перед тобой. – Аланис похлопала его по руке. – Мне следовало уладить все цивилизованно, а не сбежать тайком. Ты прощаешь меня?
– Давай не будем об этом. Останемся друзьями – братом и сестрой, как раньше?
Аланис кивнула:
– Я хочу этого всем сердцем.
К ним подошли герцог Делламор и отец Лукаса, граф Дентон.
– Послушай, Делламор, – сказал Дентон, – говорят, что здесь сегодня будет генерал Савойский. И еще говорят, что он приведет с собой…
Но строгий взгляд герцога Делламора заставил его замолчать.
Аланис недовольно стрельнула в деда глазами. Ей вдруг стало и холодно, и жарко. Она прижала к пылающим щекам ледяные руки. Эрос. Здесь. Сегодня. Она не могла говорить, не могла думать, не могла дышать…
В следующий миг к ним присоединилась Джасмин. Ее горящие глаза говорили красноречивее слов. Аланис сжалась. Она этого не вынесет. Ей нужно срочно уйти. Убежать… Только она хотела начать действовать, как железная рука сомкнулась вокруг ее запястья.
– Ты останешься до конца, Аланис, – прошептал дед. – Твой пират теперь уважаемая фигура. Я не хочу, чтобы ты скрывалась от него каждый раз, когда он будет ступать на английскую землю или когда ваши пути будут пересекаться. Я не растил тебя трусихой.
Трепеща от страха, как пойманная птица, Аланис впилась умоляющими глазами в его суровое лицо. Как может она с ним встретиться? И увидеть в его глазах ненависть? Она не вынесет этого.
Церемониймейстер подал оркестру знак играть традиционную мелодию, возвещающую о прибытии важных персон. Аланис уставилась на парадный вход. И вскоре ее глазам предстал до боли знакомый образ…
Эрос появился в сопровождении эскорта превосходно одетых мужчин и дам. В черном с белым костюме со штрихами пурпура, он был неотразимо хорош собой и улыбался, слушая мужчину, шедшего рядом. Рядом с высоким миланцем Евгений Савойский выглядел каким-то дробным, что приводило в изумление тех, кто ожидал, что великий генерал должен и выглядеть соответственно.
Но Аланис видела только Эроса. Загорелый, статный, он излучал силу и энергию. Его черные, как ночь, волосы достигали плеч. Его тело набрало прежний вес. Он снова был ее пиратом Карибских морей. Только этот пират стал принцем, обожаемым и почитаемым принцем Миланским.
Вокруг него собралась толпа. Каждый норовил поздравить его и сделать комплимент. Аланис услышала крик радости и увидела, как Джасмин бросилась в объятия брата. Он оторвал ее от пола и, крепко обняв, поцеловал в обе щеки. У Аланис потекли из глаз слезы. Эрос еще не знал, что стал дядей.
Ее била дрожь. Когда дед взял ее за руку и потянул к кругу королевы, где стояла знать в ожидании очереди быть представленными, она с трудом передвигала ноги. Делламор, Мальборо и Савойский хлопали друг друга по спинам. Миланские графы обменивались рукопожатиями с английскими аристократами.
– Buonasera, Sua Maesta, – обратился Эрос к королеве, очаровав итальянским языком и улыбкой с ямочками на щеках, и поцеловал ей руку.
Аланис старалась оставаться незаметной, но когда украдкой взглянула на его поразительный профиль, он повернул голову в ее сторону.
Его сапфировые глаза обожгли ее, как горящие угли, и ей вдруг стало душно. Его взгляд холодно переместился на ее деда. Вежливо кивнув, он вступил в разговор с Савойским. Аланис стояла как статуя, наряженная в перламутровый шелк, с ниспадающими на обнаженные плечи золотыми локонами, замороженная его холодностью.
– Вандом был достойным противником, – сказал Эрос. – Его отход в Нидерланды стал смертельным ударом для Франции, и герцог Орлеанский, несмотря на заверения Людовику, не смог оборонять два места одновременно. Он должен был пойти за мной, а ринулся на Турин.
Мальборо со смешком добавил:
– После отступления Вандома у французов все пошло вкривь и вкось. Они открыли дорогу на Пьемонт принцу Евгению, не рискнули вступить в бой на перевале Страделла и остались на подходе к Турину, чтобы потерпеть поражение.
