К счастью, приют поразила не оспа, а менее страшная болезнь. Эйрик помог Селику и Раин перевезти детей снова в их дом за городом, а затем отправился с дочкой домой.
Вилфрид подошел к нему и неуверенно пробормотал:
— Милорд, я хочу сказать…
— Тише, — предостерег его Эйрик, приложив палец к губам, и осторожно слез с коня. Ему не хотелось, чтобы Эмма проснулась в незнакомой обстановке, пока он еще не предупредил Идит. Он жадно поглядел на дворец и стал торопливо подниматься по ступенькам с Эммой на руках.
— Пожалуйста, милорд, я должен сообщить…
— Потом, Вилфрид, дай мне сначала уложить ребенка в постель. И повидаться с женой. Моей женой! — Эйрик тревожился из-за дочки и хотел спросить совета у Идит. Кроме того, в последние два дня он много думал об Идит и их зарождающихся отношениях. Ему надо было сказать ей так много, и, что самое главное, он ужасно скучал по жене, гораздо больше, чем ожидал.
Он слишком не доверял женщинам, чтобы назвать эти новые чувства любовью, но начинал относиться к своей новой жене очень серьезно. Может, со временем…
Уложив дочку в постель в гостевой комнате на втором этаже, Эйрик прошел в свою спальню, расположенную рядом.
— Идит, — тихо окликнул он, отперев дверь. Она, вероятно, спала, поскольку уже стемнело.
Ответа не было, а в спальне было темней, чем в преисподней. Взяв в коридоре факел, он вошел снова.
Там царил разгром. Пол был усеян остатками еды, содержимым матраса, разбитыми горшками и кусками его разломанной кровати.
А жены не было.
— ИДИТ!
Его рев можно было услышать даже во дворе. И Эмма громко заплакала от страха.
Абдул начал скрипеть:
— Большая беда, большая беда, большая беда. Авк. О Господи. Большая беда, большая беда…
Эйрик выругался и отправился к дочке. Успокоив ее и подождав, пока она снова заснула, он спустился к Вилфриду, который накачивался для храбрости медовой брагой в большом зале.
— Ну? — ледяным тоном справился хозяин.
— Она отправилась назад в Соколиное Гнездо и взяла с собой сына. — Вилфрид выпалил все на одном дыхании, словно загодя заучил эти слова.
— А как ей удалось сбежать из запертой спальни? Или она выпорхнула из окна?
Вилфрид простонал и уронил голову на руки:
— Нет, она проломила черепа Берте и Брайену.
Глаза Эйрика расширились от удивления.
— Что она сделала? Впрочем, неважно. Не думаю, что мне хочется это знать… прямо сейчас. А где был ты, когда она разбивала им головы?
— Я патрулировал вместе со стражей возле Питшира. Там видели каких-то странных людей. — Когда Эйрик вопросительно поднял брови, Вилфрид покачал головой. — Они уехали к тому времени, когда мы появились.
— А Идит рискнула своей жизнью и жизнью Джона, чтобы покинуть Равеншир? Почему?
— Ну, она распорядилась, чтобы ее сопровождала группа воинов. Так что, надо отдать справедливость, она приняла меры предосторожности против Грейвли. А почему уехала… ну, Берта проговорилась, что она намекнула хозяйке…
— Ну? — нетерпеливо спросил он.
— … что ты отправился в Йорк к Азе.
— Проклятье! И почему Идит в это поверила?
Вилфрид пожал плечами:
— Кто поймет, что у бабы в голове? Но ведь ты уехал, ничего не объяснив Берте, и меня рядом тоже не было, а потом ты ведь поспешил в Йорк, а Аза живет там, и…
— Я думал, что сказал Берте… хмммм… может, в спешке и забыл… — Он замолчал и, погладив верхнюю губу в раздумье, решил, что действительно не сообщил Берте причину поспешного отъезда в Йорк. — И все-таки Идит нельзя было уезжать из Равеншира вопреки моему приказу.
— Это точно, — согласился Вилфрид и для вящей убедительности ударил кубком по столу.
— А ты ее снова запрешь в спальне без всякой одежды, кроме гаремной прозрачной накидки, чтобы прикрыть ее голый зад? — с надеждой поинтересовалась Берта за его спиной.
Эйрик едва не свалился со стула от неожиданности, заслышав над ухом пронзительный голос поварихи.
— Святые мощи, Берта! Как это ты подобралась ко мне незаметно и без предупреждения?
— Ты хочешь сказать, вроде твоей подлой жены с тяжелой рукой? Видел, что она мне сделала? Видел?
Голова Берты была обмотана огромным куском холста, настолько широким, что хватило бы перевязать слона, которого Эйрик как-то раз видел в своих странствиях.
— Боже! Я всего-то и сделала, что посмеялась над ее нарядом! — объяснила Берта.
Эйрик зарычал на беспардонную повариху:
— Берта, ты должна знать свое место и не смеяться над своей хозяйкой.
— Ну, я думала, что леди пригодятся кое-какие полезные советы. Это же надо, раскроить мне череп просто из-за моего замечания о том, что ее груди не трясутся, как подобает женщине, даже в таком неприличном наряде.
— Трясутся? — в один голос воскликнули Эйрик и Вилфрид.
— Да, трясутся. Мужчины любят, когда сиськи немного трясутся, — сообщила она им с умудренным видом. — И я не раз говорила об этом твоей леди супруге.
Вилфрид вытаращил глаза на Эйрика, и оба осклабились.
Выслушав и другие сетованья Берты, Эйрик отправил ее убирать спальню:
— И перестань болтать направо и налево про наряд Идит. Ей это не понравится.
— Ха! Об этом уже все и так знают. Теперь мы все ждем твоего следующего шага. Я думаю, ты посадишь ее в клетку и выставишь на стену.
Эйрик не стал обращать внимания на неуместный совет Берты и повернулся к Вилфриду, посерьезнев:
— Я не могу оставить Эмму. Она начинает кричать по малейшему поводу, потому что к ней понемножку возвращаются воспоминания о смерти ее матери. Возьми двадцать человек и отправляйся за Идит.
— Сейчас?
— Да. Я хочу, чтобы она вернулась этой же ночью, даже если тебе придется привязать ее к лошади.
Вилфрид нехотя поднялся, явно не обрадованный поручением.
— Что я скажу ей?
— Ничего, скажи только, что муж требует ее возвращения. Я ей потом все объясню.
— Мне, конечно же, придется связать ее и засунуть в рот кляп, — пробормотал Вилфрид, отправляясь выполнять поручение хозяина. — А она спустит с меня потом шкуру тем или иным способом, когда получит такую возможность. Не сомневаюсь, что пошлет меня чистить уборные. Снова.
Идит и впрямь была связана и прикручена веревкой к седлу, когда они прибыли на рассвете в Равеншир. Когда Вилфрид стал освобождать ее, она смерила его ледяным взором. С ним она разберется позже. Но первым делом ей надо убить одного негодяя. С черными волосами и голубыми глазами. А того не было видно нигде.
И без того плохо, что Эйрик потребовал такого спешного ее возвращения, да еще не удосужился приехать за ней самолично. Явно он считал ее своей собственностью, вещью, подумала Идит, изо всех сил стараясь подавить стон отчаянья. Она должна сохранять в себе злость, не позволять этому противному чурбану заметить, насколько он обидел ее своим предательством и грубым обращением.
