Он нетерпеливо покачал головой, но заговорил скорее весело, чем сердито.
— Я не знаю, почему нас все время сравнивают. Я устал от того, что люди считают нас слишком римлянами, когда мы вообще не римляне. Империя начала распадаться сто лет назад, и с тех пор, как варвары завоевали Рим, Британии пришлось самой заботиться о себе. Тот образ жизни, та система управления, даже образ мышления давно в прошлом. Мы не можем вернуться назад и восстановить то, чего больше нет, даже если бы и очень хотели. Это просто не сработает. Нужны новые идеи, новые направления, новая система…
Он повернулся в седле и наклонился прямо к моему уху.
— Наша страна самобытна. Но нам надо заботиться о нашем народе, нашей обороне и наших талантах. Варвары грозят с востока и севера, ирландцы всегда представляют угрозу с запада. Если мы не приложим все силы, чтобы держать их в страхе, то будем преданы забвению.
Его убежденность была настолько всесильна, что я поняла, почему он сумел с самого начала привлечь людей на свою сторону.
— Итак, — горячо продолжил он, — это означает, что нужно использовать все, что может оказаться разумным, — неважно, будет ли это идти от римлян, от кельтов или даже от саксов. Если идея, система управления или что-то другое могут быть нам полезны, их следует взять на вооружение. Критиковать и отказываться учесть что-то дельное только потому, что оно исходит от римлян, глупо и недальновидно. А предположение о том, что все римские обычаи являются развращенными, изуверскими или недейственными — слепой предрассудок. И еще хуже, когда их считают непреложными и следуют им даже в том случае, если они неприемлемы для нас.
Он помолчал, и на его лице появилась застенчивая легкая улыбка.
— Мерлин говорит, что, увлекшись темой, я забываю обо всем остальном. В общем-то, я не ответил на твой вопрос, правда?
Я старалась не дышать, пока Артур рассказывал о том, что Бедивер называл Делом, но сейчас позволила себе тихо присвистнуть.
— Ну, я имела в виду несколько другое, задавая вопрос, — сказала я, улыбаясь, — но зато я узнала массу более важных вещей. Если мне предстоит стать твоей королевой, это поможет мне понять, ради чего мы работаем.
Слово «мы» вырвалось невольно, и я слишком поздно поняла, как дерзко оно могло прозвучать. Но Артур смотрел на меня долгим, внимательным, испытующим взглядом. Медленная, теплая улыбка расплылась по лицу верховного короля, словно с души его свалился камень. Мы молча смотрели друг на друга, а потом он протянул руку и на миг коснулся моей руки. Я увидела кольцо с драконом, сверкающее под весенним солнцем.
— Ну ладно, — дружелюбно сказал он, переключая внимание на дорогу. — Тогда давай вернемся к твоему вопросу. Что ты хочешь узнать о дворе?
— О… все. Множество мелочей, — поправилась я. — Позволено ли мне будет ездить верхом и правда ли, что все женщины должны путешествовать в паланкинах? Часто ли приходится принимать гостей? И должна ли я научиться есть лежа?
Последний вопрос заставил моего спутника фыркнуть.
— Мне пришлось обедать таким образом всего один раз, когда я несколько лет назад приезжал в северное королевство и у моего хозяина не нашлось ничего, кроме кушеток, — ответил он, усмехнувшись и бросив косой взгляд в мою сторону. — Гнусная привычка! Я надеюсь, что моя королева никогда не будет пытаться приучить к ней народ. Кроме того, мы обычно слишком заняты, чтобы проводить время в праздности. Если это какой-то особенный пир, я часто ем со своими людьми у общего костра, а те, у кого семьи, отправляются праздновать по домам. Наш двор не относится к таким, которые ты бы назвала изысканными, Гвен. Я не уверен, что у кого-нибудь, исключая королеву Игрейну, есть паланкин. И надеюсь, ты не ожидаешь, что тебя завалят великолепными украшениями и позволят бездельничать. В некоторых королевствах Уэльса по-прежнему сохраняется такой образ жизни, но мы живем на юге, а юг и срединная Британия гораздо беднее.
Может быть, в будущем, когда мы добьемся мира в стране и перестанем разъезжать, чтобы улаживать крупные ссоры, мы с удовольствием насладимся роскошью какого-нибудь прекрасного, величественного дворца и некоторыми удобствами, о которых южане еще помнят из жизни до Смутного времени. Но пока нам приходится обходиться тем, что есть. Конечно, — добавил он торопливо, — двор не всегда напоминает военный лагерь. Центры христианства хорошо обустроены и приятны, а в некоторых городах пытаются залечить следы войны, чумы и голода. Если повезет, вся страна будет процветать, как только мы подавим внутренние раздоры и восстановим границы. И куда бы мне ни приходилось ехать, я ищу, что можно для этого сделать.
Мы достигли подъема, где с дороги открывался вид на темный и грозный непроходимый лес на западе, а к югу и востоку лежали плоские холмы с возделанными землями.
— Ты много путешествовала? — спросил Артур.
— Только по Регеду.
— Я всю страну объездил за последние три года, — задумчиво сказал он. — Британия удивительная страна, настолько разнообразная, что я и представить себе этого не мог, когда жил у сэра Эктора. Да, вон наш лес, который ведет к Вирралу, странному, мрачному месту, полному древних духов и призраков. А на юге мягкие зеленые холмы, которые бесконечными волнами катятся к самому морю, и огромная равнина Солсбери с Танцующими Великанами, называемыми Стоунхедж. У нас есть острые утесы и широкие речные долины, освещенные солнцем берега и невероятные болота, которые тянутся на многие мили во всех направлениях. Есть высокогорья на севере и озера и горы в твоем собственном королевстве. А в Гвинедде я нашел на побережье крепость на холме, одно из самых таинственных мест в этом королевстве.
Артур разворачивал передо мной картину волшебной страны, и сейчас, когда он заговорил о северном Уэльсе, я задрожала в предвкушении интересного.
— Как она называется? — спросила я.
— Динас Диннл. Она расположена чуть дальше Каэрнарвона. В ясные дни вода там синяя и зеленая, утесы гордо вздымаются над прибоем… Я уверен, Бедивер опишет ее лучше меня. — Он помолчал и ухмыльнулся. — Это страна твоего кузена Маэлгона, поэтому, вероятно, ты ее уже знаешь.
— Нет, я никогда в ней не была. Но там прошло детство моей матери, и нянька любила рассказывать, как там красиво.
— Когда-нибудь я возьму тебя туда, и ты сама увидишь эту крепость, — сказал он радостно. — Это первое мое обещание.
Тут мы рассмеялись и от неловкости, и от удовольствия одновременно, и я вдруг уверенно подумала, что мать слышит нас и улыбается.
— Куда сейчас? — спросила я, когда мы доехали до перекрестка двух больших римских дорог.
