Для нее житель соседней деревни уже был иностранцем, а русские принадлежали к миру настолько далекому, что никакого интереса в ней не вызывали.
— Русские?
— Да. Мой муж объяснил, что эти русские убийцы были особенно кровожадны. Они хотели умертвить хана Абдур-Рахмана. Якуб сказал, что, если бы это произошло, пришлось бы воевать много лет. Честно говоря, мне совершенно все равно, погибнет Абдур-Рахман или останется в живых. Так или иначе, мужчины все время воюют. Какая мне разница, с кем они воюют — с кохистанцами, с киргизами, с англичанами или с другими чужестранцами?
С очаровательной непоследовательностью она тут же заявила, забрав у гостьи пустую миску:
— Где уж нам, женщинам, разбираться в подобных вещах? Давай-ка лучше пойдем вместе посмотрим на покойников. Они привязаны к седлам.
Люси передернулась:
— Спасибо, но я себя неважно чувствую.
— Понимаю, — кивнула Хомайра. — Да, ты лучше посиди здесь до завтра. Да и одеться тебе не во что.
Внезапно Люси встрепенулась:
— Ой, я, наверно, заняла ложе твоего мужа. Не следует ли мне перебраться в женские покои?
Хомайра удовлетворенно кивнула — значит, гостья все-таки понимает, какая честь ей оказана.
— Это верно. Если ты можешь ходить, жена Рашида, тебе лучше спать с другими женщинами. — Она раздраженно прикрикнула на девушку: — Шири, чем ты там занимаешься? Что ты расселась?
Шири неохотно встала, оторвавшись от окна.
— Там пленника привели, — сказала она. — Он живой, и на русского не похож. И одет так богато!
— Да? Вот что, жена Рашида, завернись-ка ты в простыню, накинь сверху одеяло и пойдем проверим, не наврала ли паршивая девчонка. Эй, Шири, возьми жену Рашида с другой стороны, помоги ей перейти в другую комнату.
Гостью усадили на стул возле окна. Люси увидела, что, несмотря на весь шум и гам, на улице было всего лишь два десятка мужчин и столько же женщин и детей. Сначала Люси разглядела лишь прыгающих мальчишек, хихикающих девчонок и женщин в черных покрывалах. Потом, приглядевшись, увидела взмыленных коней и притороченные к седлам неподвижные тела. Молодая женщина быстро отвернулась от этого ужасного зрелища. Затем в глаза ей бросился деревянный загончик, где находился кувар-ский хан собственной персоной.
— Хасим-хан! — ахнула Люси. — Что он здесь делает?
— Его взяли в плен, — гордо сообщила Шири, хвастаясь своей осведомленностью. — Воинов хана всех поубивали, а некоторые сбежали в горы. Но хана не убили, потому что Якуб надеется получить за него большой выкуп.
Хомайра легко стукнула девушку по затылку:
— Якуб для тебя «господин». Кто тебя воспитывал? Сколько раз я должна тебе говорить одно и то же?
— Не знаю, — пожала плечами Шири. — Как бы я ни называла «господина», он не возражает. В постели он предпочитает, чтобы я говорила ему просто «Якуб».
— Иди отсюда! — крикнула на нее Хомайра. — Приготовь тюфяк для жены Рашида и добудь какую-нибудь одежду. Скромнее надо быть, поняла?
Скривив губы, Шири выпорхнула из комнаты, а Хомайра, обреченно вздохнув, заметила:
— Старею я. От Шири совсем житья нет. А ведь раньше у нас была такая дружная семья.
— Ничего, забеременеет — угомонится, — утешила хозяйку Люси.
Очевидно, афганская семья тоже имела свои недостатки. Увы, когда любишь мужа, проблемы всегда находятся.
— Ты представляешь, какие дети у нее родятся? — все не могла успокоиться Хомайра.
Тем временем воины развлекались, дразня хана: спускали ему на шесте бутыль с шербетом, он тянулся к ней, а они в последний момент поднимали шест и довольно хохотали.
— Мужчины так и остаются мальчишками, — неодобрительно заметила хозяйка. — Наслаждайся жизнью, жена Рашида, пока ты одна в зенане у своего мужа.
Люси завернулась в одеяло и направилась на женскую половину дома.
— Хороший совет, Хомайра. Буду ему следовать.
Пять томительных дней провела Люси в зенане. Эдуард видел ее не чаще одного раза в день — когда она выходила подышать свежим воздухом, со всех сторон окруженная женами и дочерьми Якуба. Люси сидела на солнце и мотала пряжу, как и остальные женщины.
По ее виду Эдуард заключил, что физически она быстро крепнет. Каким-то чудом Люси избежала лихорадки, а большая потеря крови не вылилась в общий упадок сил. Вид у нее все еще был болезненный, но с каждым днем она выглядела все лучше. Бледность постепенно исчезала, и молодая женщина уже не казалась такой хрупкой и надломленной. Отдых и сытная пища вернули румянец на ее щеки.
К сожалению, душевное состояние выздоравливающей оставляло желать лучшего. Эдуарду никак не удавалось поговорить с ней по душам, но он видел, как грустен ее взгляд, какие тени залегли под ее глазами. Хомайра рассказывала, что она спит по двенадцать часов в сутки, но вид у Люсинды все равно был усталый и невыспавшийся. При таком количестве свидетелей Эдуард даже в краткие минуты общения не мог спросить ее ни о чем важном.
Лишь на шестой день им представилась возможность немного поговорить, но времени было так мало, что они едва успели обсудить планы на будущее. И все же для Эдуарда это было огромным счастьем. За пять дней он истосковался по разговору с глазу на глаз.
— Милая, я должен спросить тебя, скоро ли ты почувствуешь себя в состоянии совершить переход в Индию?
— Нам придется идти пешком? — спросила она, не глядя ему в глаза.
— Нет, Якуб готов продать тебе коня, а если тебе трудно ехать на коне, то осла.
— На лошади удобней и быстрее. Когда мы должны ехать?
— Это зависит от тебя. Когда ты окрепнешь.
— Значит, ты ждешь меня?
Из-за решетки, где держали куварского хана, раздался рев ярости. Хан вел себя в плену самым постыдным образом, и местные ребятишки развлекались как могли. Люси услышала звуки ударов и поморщилась — мальчишки забрасывали хана камнями.
— Вот уж не думала, что мне когда-нибудь будет жалко Хасим-хана.
— Нечего его жалеть. Скоро его выкупят, он вернется домой и отомстит за унижение своим подданным. Изобьет своих жен, рабов, танцоров.
Люси впервые улыбнулась.
— Да, ты прав. Меня удивляет, что куварские старейшины вообще согласились выкупить эту гадину.
— Что поделаешь, они должны защитить честь своего племени. Сам Хасим-хан им, конечно, не нужен. Не удивлюсь, если по возвращении хан обнаружит, что его место занял один из сыновей.
— С моей стороны, наверно, очень немилосердно говорить, что я рада тому, что он сидит в клетке?
— Ужасно немилосердно. Но вполне объяснимо. Хочешь, я заставлю его целовать тебе туфлю?
Тут Люси засмеялась уже в голос:
— Не стоит. Мальчишки сполна отомстили ему за мои страдания.
