– Вероятно, назвать в ее честь свою первую дочь, – коварно подсказал Данфорд. – Персефона – чудесное имя.
Белл нахмурилась. Имя и вправду было неплохим, но не для ее ребенка. Впрочем… у Белл появилась восхитительная и очень своевременная идея.
– Я так признательна тебе, – произнесла она, взяв пожилую даму за руки, – но не уверена, что появление дочери – дело скорое.
– Почему бы и нет? – лукавая усмешка Данфорда расплылась от уха до уха.
Белл улыбнулась и поцеловала в щеку свою бывшую компаньонку.
– О, Персефона, насчет тебя у меня созрел прекрасный план!
Несколько недель спустя Джон и Белл лежали в постели в Персефона-Парке, безмерно наслаждаясь тишиной и покоем. Белл листала книгу, как всегда перед сном, а Джон перебирал стопу деловых бумаг.
– В своих новых очках ты выглядишь просто великолепно, – вдруг заметил он с улыбкой.
– Ты думаешь? А по-моему, они придают мне хитрый вид.
– Тебе не занимать хитрости.
– Да, но вместе с тем в них я выгляжу серьезнее, правда?
– Может быть. – Джон отложил бумаги на ночной столик, склонился и запечатлел мокрый поцелуй на одном из стекол очков.
– Ну, Джо-о-он! – Белл сняла очки и принялась вытирать их об одеяло.
Джон решительно забрал очки у жены.
– Оставь их в покое.
– Но без них мне не разобрать ни слова…
Джон вынул из ее рук книгу.
– Это тебе не понадобится. – Книга полетела на пол, а Джон накрыл грудь Белл своим горячим телом. – Не пора ли спать?
– Может быть.
– Всего-навсего «может быть»? – он шутливо куснул Белл за нос.
– Я подумаю над этим предложением.
– Весьма надеюсь.
– Перестань насмехаться! – Белл игриво толкнула его в бок. – Я не шучу.
Джон взглянул на ее губы, переполняясь желанием укусить их.
– О чем ты думаешь, дорогая?
– Я по-прежнему жду стихи.
– Что?
– Стихи о любви, написанные тобой.
Джон вздохнул.
– Я сделал тебе самое романтичное предложение, какое когда-либо доводилось получать женщине. Ради тебя я взобрался на дерево. Я встал перед тобой на колено. Зачем тебе нужны еще и стихи?
– Мне необходимо что-нибудь вещественное – такое, что сохранили бы наши правнуки после нашей смерти, чтобы они говорили: «Да, наш прадедушка и вправду любил прабабушку». Полагаю, это не так уж глупо.
– А ты напишешь мне стихи?
Белл минуту обдумывала эту просьбу.
– Попытаюсь, но я не так талантлива, как ты.
– Откуда ты знаешь? Уверяю тебя, мои стихи покажутся тебе отвратительными.
– До знакомства с тобой я терпеть не могла поэзию, а ты всегда любил ее. Значит, можно сделать вывод, что твое мышление поэтичнее моего.
Джон взглянул на жену. Ее лицо в свете свечей сияло любовью и преданностью, и он понял: он ни в чем не сможет ей отказать.
– Если я пообещаю написать тебе стихи, ты пообещаешь мне позволить целовать тебя всегда, когда мне вздумается?
Белл засмеялась.
– Для этого тебе ни к чему мое обещание.
– Нет, я имею в виду – во всех комнатах? Можно ли мне будет предаваться этому занятию в своем кабинете, в твоем будуаре, в зеленой гостиной, и в синей, ив…
– Подожди, подожди, я сбилась со счета, – рассмеялась Белл. – Которая из комнат зеленая гостиная?
– Та самая, в которой стоит синяя мебель.
– Но тогда какая из них синяя гостиная?
Джон потупился.
– Не знаю.
Белл сдержала улыбку.
– Так мне можно целовать тебя там?
– Полагаю, да, но при одном условии – если ты поцелуешь меня немедленно.
Джон застонал от удовольствия.
– Я к вашим услугам, миледи.
Несколько дней спустя Белл проводила послеобеденные часы в своем будуаре, читала и писала письма. Они с Джоном надеялась побывать в Уэстонберте, навестить Алекса и Эмму, но скверная погода нарушила их планы. Белл сидела за столом, глядя, как капли дождя стекают по стеклу, когда в комнату вошел Джон, по-мальчишески засунув руки в карманы.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула Белл. – Я думала, ты занят бумагами, которые прислал Алекс.
– Я соскучился по тебе.
Белл улыбнулась.
– Можешь принести сюда свои бумаги и читать их рядом со мной. Обещаю, я не стану отвлекать тебя.
Джон поцеловал ее в макушку.
– Само твое присутствие отвлекает меня, любимая. Я не смогу прочесть ни слова. Ты обещала разрешить целовать тебя в любой комнате дома – помнишь?
– Кстати, об обещаниях: ты еще не сочинил стихи?
Джон с невинным видом покачал головой.
– Увы!
– Значит, условия с твоей стороны пока не выполнены. Придется ограничиться поцелуями в верхних комнатах.
– Ты играешь не по правилам, Белл, – упрекнул Джон. – Стихи требуют времени. Думаешь, Вордсворт выдавал поэмы по первому требованию? Вряд ли. Поэты подолгу работают над каждым словом, они…
– Так ты написал стихи?
– Я начал писать, но…
– О, пожалуйста, почитай! – у Белл загорелись глаза, и Джон решил, что в эту минуту она похожа на пятилетнюю девчушку, которой только что разрешили взять еще одну конфетку.
– Ну хорошо, – со вздохом согласился он.
О, как мила она, когда волну волос
Ее подхватит шаловливый ветер,
Иль на щеках румянец вспыхнет ярче роз,
Глаза от искр любви зажгутся светом.
Белл прищурилась.
– Если не ошибаюсь, кто-то написал эти строки за несколько веков до тебя. Кажется, Спенсер. – Она с улыбкой показала мужу книгу, которую только что читала, – «Эдмунд Спенсер. Избранное». – Тебе следовало бы появиться с ними часом раньше.
Джон нахмурился.
– Я сам написал бы их, если бы этот Спенсер не опередил меня.
Белл терпеливо ждала.
– Ладно, будь по-твоему. Я прочитаю тебе собственное творение. Гм… Ее краса подобна ночи…
– Ради Бога, Джон, не повторяй одну ошибку дважды!
– Неужели я ошибся? – пробормотал он. – Значит, это ты уже слышала?
Белл кивнула.
Джон набрал побольше воздуха.
– В Ксанаду Хубилай издал новый указ…
– Ты становишься невыносимым, Джон.
– Ладно, ладно, Белл, я прочитаю тебе чтонибудь свое. Но предупреждаю тебя, это… впрочем, увидишь сама. – Он вытащил из кармана измятый листок бумаги. Со своего места Белл видела, что он испещрен исправлениями и перечеркнутыми строками. Джон откашлялся и взглянул на жену.
Белл ободряюще улыбнулась.
Он вновь откашлялся.
У любимой глаза точно синее небо,
А за нежность улыбки хотелось мне бы
Весь мир отдать ей,
И когда в объятья
Я ее вновь ловлю -
Понимаю, как крепко люблю.
Мой мир, прежде черный, ныне стал солнечным -
Поцелуи средь звезд, ласки днем, танцы в полночь…
Закончив, он смущенно поднял глаза.
– Конечно, над ними требуется еще поработать, но, пожалуй, рифмы мне удались.
