Если ее и сразила потеря Филиппы, сейчас по ней это было незаметно. Это была та Элисон, с которой он впервые познакомился, исполненная самообладания и решимости. Он услышал, как она отдала служанкам приказание укладываться, и наконец до него дошло, что она уезжает.
Уезжает. Выступив вперед, он громко спросил:
– Куда это ты собралась?
На какое-то мгновение все застыли. А потом суета возобновилась с новой силой. Все, казалось, подчеркнуто его игнорировали.
Все, кроме Элисон.
– Я уезжаю, – холодно сказала она.
– Уезжаешь?
– Я наняла тебя, чтобы охранять меня и моих людей. Ты не сумел этого сделать. Ты мне больше не нужен.
Последнюю служанку она удостаивала большего уважения. И что всего хуже, он боялся, что заслуживал ее презрения. Внутренний стыд обратился в гнев.
– Вы забываете, миледи, что вы моя жена.
Она стояла неподвижно, опустив по бокам бездействующие руки.
– Мне этого не забыть, как бы я ни старалась.
Она его разозлила. Как могла она оставаться воплощением надменного презрения, когда в нем бурлили сомнения и опасения! Самым мерзким тоном, каким только мог, Дэвид спросил:
– А что, если я не отпущу тебя?
– Но ты же очень легко отпускаешь других. – Она говорила безо всякого выражения, но ему было ясно, что она о нем думала. – Посмотри, с какой готовностью ты отпустил Филиппу.
Его взбесило это невысказанное обвинение в трусости.
– А что бы ты хотела, чтобы я сделал? Позволил Осберну погубить ради нее мою семью?
– Твою семью? – зло засмеялась Элисон. – А не твои земли, не богатство, которое я тебе принесла? Почему ты не упомянул об этом?
– Я немало потрудился ради того, чем я владею.
Раздраженный необходимостью оправдываться, он пытался ей объяснить.
– Я имел право защищать свою собственность.
Самообладание изменило ей. Сжав кулаки и сверкая глазами, она яростно сказала:
– Да, а человеческая жизнь для тебя ничего не стоит.
Он разъярился не меньше ее.
– А кто ты такая, чтобы осуждать меня? Холодная, черствая старая дева, в которой нет и капли любви.
Ее минутная вспышка погасла.
– Ни капли, – быстро согласилась Элисон.
Ее сдержанность еще больше вывела его из себя.
– Я женился на тебе только из жалости.
– И из-за денег, – напомнила она. – Не забудь о деньгах.
– Будь они прокляты! – Он был сейчас искренен, как никогда. – И ты тоже! – Этого Дэвид не хотел говорить, но слова сорвались с языка, и он не мог взять их обратно.
Губы у нее слегка дрогнули, чуть-чуть сдвинулись брови. Всякому, кто мог что-нибудь понимать, было ясно, что это был для нее предел душевной муки.
– Я нарушила клятву, данную перед Богом, защитить Филиппу. Так что я в любом случае проклята, если это тебе так приятно сознавать.
– Ты клялась перед Богом повиноваться мне.
Он ожидал возражений, но Элисон его удивила.
– Какое значение имеет еще одна попранная клятва?
– Ты находишь, что наши свадебные обеты недействительны?
– Я нахожу, что они ничего не значат.
Из солара вышла леди Эдлин с Хейзел на руках. Элисон потянулась к ней.
– Мы должны быть благодарны, что ты забыл о ребенке, а то Осберн мог бы замучить еще одно беззащитное создание.
– Нет! – Но никто не слышал, как он солгал ради спасения Хейзел, и кто бы из его обвинителей поверил ему теперь?
Элисон по-прежнему держала Хейзел, как какое-то чуждое ей существо, но Дэвиду казалось, что ребенок нужен ей сейчас больше, чем она ему.
– Я буду присылать тебе содержание каждый месяц, – отчеканила Элисон. – Джордж Кросс останется моей постоянной резиденцией, и когда я там обоснуюсь, ты можешь прислать ко мне Бертраду.
Взгляд его упал на дочь. Она сидела, втянув голову в плечи, держа на коленях котенка Элисон. Платье, которым она так гордилась, сбилось на сторону и смялось. За ней, прислонившись к стене, стоял Гай.
– Я предложила взять ее с собой сейчас, но она не хочет. Она все еще привязана к тебе.
– Очень великодушно с твоей стороны.
Элисон подошла к Берт. Опустившись на колени, она тихо говорила с ней, лаская котенка. Берт с улыбкой отвечала, но при взгляде на отца эта улыбка исчезла.
– Пришли ее, когда будет возможно, – распорядилась Элисон, вставая. – Она заслуживает достойного воспитания.
Он хотел возразить, что при ее неопытности ей не воспитать его ребенка, но слуги начали запирать сундуки и перетягивать их кожаными ремнями. Все шло слишком быстро.
– Ты не могла так скоро собраться.
– Тебе понадобится все, что я привезла сюда. Моих запасов в Джордж Кроссе мне хватит.
Айво и Ганнвейт взгромоздили сундуки на плечи и прошли мимо него, обращая на него внимания меньше, чем на какого-нибудь таракана.
Отчаянно пытаясь как-то задержать ее отъезд, Дэвид сказал:
– Тебе нужна охрана в дороге, а эти двое уже показали, чего они стоят.
– Их будет достаточно для защиты от воров и разбойников.
Элисон позволила леди Эдлин накинуть на себя плащ.
– Теперь мне никто не угрожает. Можно даже сказать, что ты исполнил то, для чего был нанят. Ты избавил меня от опасности.
Она прошла мимо него к двери, сопровождаемая слугами. У двери она обернулась.
– Прощайте, сэр Дэвид. Я желаю вам здоровья и счастья.
– Подожди! – Он поспешил за ней, но служанки загородили ему дорогу. – А как же наш ребенок?
– Я дам вам знать, когда он родится, и если вы захотите, можете приехать повидать его. Других прав у вас нет.
Мне было невыносимо оставаться, но что я мог поделать? Весь мир этой малышки рухнул, и она даже не понимала, почему. Не то чтобы Берт мне нравилась. Глупая девчонка, кожа да кости, ободранные колени и огромные глаза, но она понимала, что ее отец совершил нечто ужасное.
Когда после отъезда леди Элисон сэр Дэвид ввалился в холл, там оставалось только трое: Гай Арчер, Берт и я. Сэр Дэвид заговорил первым:
– Ну и чего вы от меня ожидали? Чтобы я позволил Осберну убить Берт и уничтожить всех нас?
– Я не сказал ни слова, – отвечал Гай, но ему и не было необходимости говорить. Он ясно показал, что думает, когда отстранился от протянутой сэром Дэвидом руки.
Сэр Дэвид опустил руку.
– У меня не было выбора.
– Прошу извинить меня, – холодно сказал Гай. – У меня дела в южной башне. Там под окнами сток нечистот, но все-таки зловония там меньше.
Он вышел, хлопнув дверью так, что камни задрожали.
– Да ну его к черту. – Сэр Дэвид опустился в кресло и оглянулся по сторонам.
– Берт! Хоть ты-то не захотела с ней уехать.
