— Что вы должны думать обо мне? — упавшим голосом начала она. — О нем и обо всех, кто оказался связан с ним.
Лицо Алека окаменело, потом смягчилось.
— Мне жаль, что вы оказались там. Анжелике не следовало брать вас с собой.
— О нет! — Она нетерпеливо замахала рукой. — По крайней мере, теперь я знаю правду, а не сказку о «больших надеждах» и другую чепуху, которую внушал нам отец. Он был циничным лжецом и негодяем, кормившимся за счет пороков других людей.
— Но он был вашим отцом.
— И я любила его! — истерично выкрикнула она. — Да, любила, а он оказался таким… недостойным человеком.
— А я любил Уилла, — напомнил он ей. — Он был мне как брат, ближе Фредерика.
— Я знаю. Отец разрушил и его жизнь, — с грустью сказала она.
Он покачал головой: — Уилл не был слабовольным человеком. То, что он сделал, непростительно, хотя это не снимает вины с вашего отца. Но Уилл мог отказаться. Я не знаю, почему он не сделал этого. Он был не из тех, кого можно было заставить делать то, к чему он сам не был готов, против его воли. Видимо, французское золото, и желание разбогатеть перевесило все остальное. Что касается меня… — Он помолчал. Начался мелкий дождик, увлажнивший плечи его плаща. — Это был поступок труса, — признался он. — Знал ли он меня и презирал ли по какой-то причине, или я просто оказался подходящим мертвым офицером? Он мог даже не знать, в чьи вещи он сунул эти письма, ему просто не повезло, что я оказался жив.
— Но мистер Лейси…
— Я сомневаюсь, что в тот момент в его мыслях присутствовал мистер Лейси, разве что он испытывал к нему презрение. Если бы он хоть немного уважал мистера Лейси, то не стал бы наживаться на нем.
Да, в это она могла поверить. Но тогда какое презрение должен был испытывать Алек к ее отцу… и к ней?
— Вы однажды сказали мне, что хотите знать правду, — сказала она.
Капли дождя текли по ее щекам, падали с носа.
— Правду, — повторил Алек. — Да, это так. Крессида обхватила себя руками, готовясь к удару, от которого никогда не оправится ее сердце.
— Правда в том, что я люблю вас. Что бы ни сделал ваш отец, что бы он ни говорил, или думал, или написал, это ничего не меняет.
— Правда в том, что мой отец переложил вину другого человека на вас!
— Это так.
У нее вырвался смех отчаяния.
— Как же вы должны были ужаснуться, узнав, что человек, на помощь которому вас послали, оказался тем, кто вас сделал «предателем».
— Да, это было неожиданно, — согласился Алек. — И…
— И еще, правда в том, что мои собственные действия способствовали усугублению ситуации, — сказал он, прерывая ее. — Я был горяч и несдержан. В армии я был известен своей дерзостью, безудержной храбростью, совершал необдуманные поступки. Будь я более сдержанным, окружающие не поверили бы так быстро в мою виновность. Если бы я был более рассудительным и хладнокровным, то мог выбрать другую линию поведения. Исчезнуть на пять лет не то же самое, что встать и громко заявить о своей невиновности, даже пусть и на скамье подсудимых.
— У вас не возникло бы такой необходимости! — воскликнула она. — Отец…
Он приложил палец к ее губам.
— Не само несчастье заставляет страдать больше всего. Истинная ценность человека определяется тем, как он ведет себя в несчастье. Что бы ни сделал ваш отец, это сказывается на вас не больше, чем поступки Уилла — на мне. И, в конечном счете, это не меняет того, к чему мы пришли.
Дождь усилился, удушающую жару сменила освежающая прохлада. Он дотронулся до ее щеки, и она качнулась к нему.
— Как вы можете смотреть на меня, — зашептала она, — и не думать о нем? О том, чего это вам стоило?
— Когда я смотрю на вас, — его губы были где-то у ее виска, — я совсем не думаю о вашем отце.
— Мне так жаль, — произнесла она дрогнувшим голосом.
Он лбом уткнулся в ее лоб.
— А мне нет.
Крессида отстранилась и посмотрела на него с удивлением. Он уже сильно промок, но широко улыбался ей, и на его щеке опять возникла эта неотразимая ямочка.
— Однако если вы предложите мне вознаграждение, — добавил он, — я могу не устоять и согласиться.
Она открыла рот. В его глазах разгорался огонь. На миг яркая молния осветила небо, и сразу же пушечным выстрелом грянул гром. Надо было идти в дом.
— Почему вам не жаль?
— По дороге в Грейндж у меня было время подумать. Я прочитал письмо Уилла. Я уже знал, что в нем, и хорошо понимал, что это означает в моих обстоятельствах. — Ему пришлось говорить громче, потому что дождь усилился и громко барабанил по крыше конюшни и брусчатке. — И, размышляя, я задал себе вопрос: был бы я счастливее, если бы меня никогда не обвиняли в измене, я спокойно вернулся бы домой и, наши дороги никогда не пересеклись? И понял только одно: какие бы сюрпризы ни преподносила мне жизнь, я выбрал бы вас.
Она заморгала и зашмыгала носом. На ее ресницах висели капли.
— Вы сошли с ума. Он усмехнулся:
— Я безумен, совершенно безумен. И вы тому причина.
— Даже при том, что…
— Даже при том, что… — Он целовал ее, пока она не забыла, о чем спрашивала. Оторвавшись от нее, он скосил глаза на ливень. — Не думаю, что сегодня мы сможем пойти погулять.
Она заулыбалась сквозь слезы.
— Тогда мы совсем промокнем. Алек засмеялся.
— По правде говоря, я не прочь, хотя, наверное, мне так хорошо, потому что я обнимаю вас, и даже дождь не может испортить мне удовольствие. — Он взял в ладони ее лицо и заставил взглянуть на себя. — Вы раньше сказали… будто любите меня. — Крессида замерла, глаза ее широко раскрылись в ожидании. — Я догадывался… Вернее, надеялся, — продолжил он, — что вы любите меня так же сильно, как я люблю вас. Или, по крайней мере, достаточно, чтобы выйти за меня замуж, потому что я не собираюсь отпускать вас.
Ошеломленная, она не могла говорить. Потом быстро закивала и не могла остановиться, даже когда он притянул ее к себе и взял на руки.
К великому удивлению Алека, на следующий день в Пенфорд прибыл сам Джон Стаффорд. Алек никогда не задумывался над тем, каковы истинные интересы Стаффорда в деле Джорджа Тернера, и только догадывался, что они гораздо глубже, чем могло бы показаться на первый взгляд, если он проделал этот путь.
— Добро пожаловать в Пенфорд, — сказал он.
— Благодарю. У вас прекрасное имение.
Алек улыбнулся. Это было похоже на боксерский поединок, когда соперники осторожно ходят по кругу, прощупывая друг друга. Он без сожаления решил не работать больше на Стаффорда.
— Йен, конечно, все рассказал вам. Глаза его собеседника блеснули.
