Франческа видела, что отец снова впадает в глубокую меланхолию. Выбрав подходящий момент, она высказала предложение вместе бежать во Флоренцию.
— Если начнется война с Францией, мы поедем без Питера. Я знаю, ничто не заставит его покинуть Голландию до тех пор, пока завоевателей не изгонят за пределы страны.
Хендрик немного помолчал, обдумывая слова дочери. Потом медленно заговорил:
— Покинуть Амстердам? Неужели столь решительный шаг действительно необходим? — Он подошел к своему креслу и, опустившись в него, уставился неподвижным взглядом на огонь в камине. — Да, похоже, что он неизбежен. Я не смогу ни приговорить тебя к жизни с этим подлым человеком, ни выдержать ужасы тюремного заключения. Оставь меня сейчас, я должен подумать обо всем, что надо сделать.
Зная, что Мария не захочет — да и не выдержит — длительного путешествия в Италию, Франческа предполагала, что их старая нянька счастливо доживет свой век в новом доме Сибиллы, где о ней хорошо заботились бы. Обстоятельства изменились, но, к счастью, Алетта могла взять Марию к себе, так как все три сестры любили старушку, хотя Сибилла оставалась ее любимицей. Но когда Франческа рассказала обо всем Марии, старая женщина приняла совершенно иное решение и не собиралась его менять.
— Я благодарю бога за то, что ты освободишься от гера ван Девентера, — сказала она Франческе. — Ты даже не представляешь, как я тревожилась из-за этого. Но я не поеду ни в Делфт, ни куда-либо еще. На нашей улице есть богадельня, которая прекрасно подходит мне, и три мои подруги уже живут там. Я хочу быть поблизости, потому что когда-нибудь Сибилла вернется и ее должен встретить кто-то из близких людей.
— О, милая моя Мария, — отрывисто воскликнула Франческа, целуя морщинистую щеку, — неужели ты не понимаешь, что она может никогда не вернуться?
— Возможно. — Голос Марии дрогнул, и она смахнула слезу. — Но все равно я должна остаться.
Пребывание Франчески в родном доме омрачалось постоянными визитами Людольфа. Он являлся как в собственные владения, садился без приглашения за стол, отдавал распоряжения Грете и даже ругал Марию, когда та входила в комнату каждый раз, когда он с Франческой оставался наедине.
— Это что, заранее подстроено? — резко спрашивал он Франческу, указав пальцем в направлении Марии, надолго расположившейся в уголке со скрещенными на коленях руками и не спускавшей с них глаз.
— Да. У вас нет права ожидать, что я останусь без опеки в моем собственном доме или где-либо еще.
Франческа заметила, как слетает с Людольфа внешний лоск. Нетерпеливость вела к грубости. Настаивая, что пришло время носить обручальное кольцо, он схватил руку девушки, силой надел его на палец и, не обращая внимания на возгласы Марии, впился в губы Франчески долгим поцелуем, выходящим за рамки допустимых приличий. Он бросил притворяться вежливым с Хендриком и заставил его назначить свадьбу на следующий день после представления Франчески Гильдии.
— Мне не хватит времени, чтобы приехать из Делфта домой! — возразила Франческа, встревоженная, что не остается в запасе даже недели, необходимой для отъезда в Италию.
Людольф ответил на ее возражения, щелкнув пальцами.
— Мы сыграем свадьбу там. Я привезу твоего отца с собой из Амстердама.
Впоследствии она спросила Хендрика, почему он не предложил отложить свадьбу хотя бы на несколько дней.
— Я не подумал, — с несчастным видом признался тот. — У меня было слишком много забот.
Из-за постоянного присутствия Людольфа Франческа не могла проводить дневные часы с Питером, хотя он специально приехал в Амстердам ради встречи с ней. Единственным отпущенным им временем была полночь, когда они сидели вместе у камина в небольшой гостиной ее дома, довольные и влюбленные, обсуждали множество вопросов, включая и подробный план побега Франчески и Хендрика из Делфта сразу же после беседы с членами Гильдии. Необходимо было рассчитать все до единой минуты, иначе их ждет провал. Как только шанс будет упущен, ничто не остановит Людольфа в привлечении закона на свою сторону, если он только пожелает, заставить Франческу вступить в брак. Ее охватила дрожь от дурных предчувствий, но Питер поцелуями разогнал ее страхи.
— Доверься мне, — ободряюще произнес он.
Они вдвоем встретили новый, 1672 год с бокалами вина в руках. Франческа гадала, что готовят им и Голландии грядущие месяцы.
Вернувшись в Делфт, Франческа передала Алетте разрешение отца на свадьбу и собралась рассказать о побеге Сибиллы, но сестра уже знала, так как получила письмо от младшей сестры в этот день.
— Они поженились, но из-за страха преследования она умоляет нас с тобой не говорить, откуда было послано письмо, хотя они не задержатся там.
— Но как они смогли пожениться без разрешения отца?
Губы Алетты тронула кривая улыбка.
— Думаю, отец взорвется от ярости, когда узнает. Но они нашли какого-то иностранного священника в порту, который охотно обвенчал их.
— А брак действителен?
— Отцу придется только подписаться когда-нибудь на документе, подтверждая его. А до тех пор они — муж и жена в глазах бога и церкви, что имеет первостепенное значение, и дети их будут законнорожденными.
Франческа, взяв у Алетты письмо, увидела, что оно послано из Роттердама, но без адреса, куда можно было бы послать ответ. Так как сбежавшая пара находилась в портовом городе, из которого многие выезжали в колонии, в ней снова пробудились страхи, что они сядут там на корабль.
— Отец должен знать, откуда пришло письмо, — заявила Франческа, — потому что они убегают от несуществующей опасности. Более того, он никогда не разлучит их, так как Ханс поступил порядочно, сделав Сибиллу своей женой.
Алетта согласилась с сестрой. Она настояла, чтобы Франческа написала отцу, а она оплатит услуги дорогостоящего посыльного, который доставит письмо в Амстердам. Ее собственная свадьба должна была состояться двадцать четвертого февраля, к тому времени Константин полностью освоит свои протезы.
Как-то вечером Питер случайно заехал в дом де Веров. Обед впервые подавали в столовой, а не наверху. Алетта в восторге, что он приехал в столь значительный для Константина момент, попросила подождать его в гостиной, пока она заберет костыли у Константина, подходившего к верхней площадке лестницы. Он еще не мог спускаться, как ему хотелось бы, а передвигался, перебирая руками по перилам, как делал во время своих ночных походов в погреб. Протезы, скрытые под модными штанами, висели безжизненно; но как только Константин вновь выпрямился, опираясь на костыли, он раздраженно нахмурился, недовольный собой.
