В выживании была и своя положительная сторона. Она всегда чувствовала некий страх, непреходящее беспокойство. Ее мускулы никогда не расслаблялись до конца. Желудок был постоянно сведен судорогой. Так продолжалось целых семь лет. Это было ужасно, но она была готова к плохому.
Только сегодня она поверила, позволила себе поверить, что все будет хорошо, что она сумеет оставить прошлое позади. Но нет. Страх был все еще с ней.
Марк был необыкновенным чудом — лучше, чем можно было себе представить в самых смелых мечтах. Он был таким хорошим, что иногда даже пугал ее. Как же она могла забыть? Хорошее никогда не задерживалось в ее жизни надолго. Она несла с собой разрушения и несчастья. Всей его силы не хватило бы, чтобы спасти ее, вместо этого она погубила бы его самого.
К тому времени, как Марк постучал в дверь, Джессика находилась уже на грани истерики. Она бы сбежала, если бы только знала, как сбежать от собственных желаний.
Он улыбнулся, и она почувствовала исходящее от него тепло. Он взял ее за руку, и она почувствовала себя в безопасности. И все это было не более чем иллюзией — иллюзией, в которую она на минуту поверила, потому что отчаянно нуждалась в утешении и поддержке.
— У меня хорошие новости, — объявил он. — Я нашел нового секретаря для Комиссии по делам бедных. Ни Уэстон, ни я не были подходящими кандидатурами. Но как выяснилось, есть один человек, который горит желанием творить добро и обладает неплохим опытом административной деятельности. Он даже имеет некоторую популярность. Мне оставалось только изложить ему идею и познакомить с тем, кто принимает решение о назначении. После того как мы поженимся — через три дня, — ничто не будет удерживать меня в Лондоне.
— Поженимся? — потрясенно повторила Джессика. — Через три дня?
— Сколько еще раз я должен это повторить? Тебе не о чем волноваться. Никто не сделает тебе ничего плохого.
Нет. Никто не сделает ей ничего плохого, это правда. Это она сделает плохое ему. И его семье. Она станет клином, который вобьет между ними Уэстон, чтобы расколоть их счастливый тесный семейный круг.
— Кроме того, я люблю тебя, — добавил Марк. — И ты не можешь этого отрицать.
В этом Джессика не сомневалась. Она знала, что это правда, и это пугало ее больше всего — сказка, по прихоти судьбы воплотившаяся в жизнь. Как самый желанный холостяк Лондона мог влюбиться в нее? Как больно ей будет, когда он перестанет ее любить, когда поймет, что она стала несчастьем для его семьи?
— Марк, — слабо сказала она, — ты не можешь изменить основ. Я…
— Ты женщина, которая стреляет в тысячу раз лучше меня. Которая может переспорить меня в два счета и заговорить насмерть. И не думай, что мне это не нравится. Я люблю тебя, Джессика. И я верю, что и ты ко мне не безразлична.
— Ты — брат герцога. Тебе был пожалован рыцарский титул. А я шлюха.
Он схватил ее за запястье.
— Не смей так говорить. Я никому не позволил бы так тебя называть — не позволю и тебе самой.
— Очень хорошо. В таком случае можешь называть меня падшей женщиной.
— Неужели ты думаешь, что это имеет для меня значение? Моя мать говорила, что падших женщин не бывает. За каждой такой женщиной стоит мужчина, который ее толкнул.
От его взгляда ей захотелось завизжать. Но по крайней мере, об этом можно было поспорить. Доказать ему, что он не прав. Ей обязательно нужно было выплеснуть свой страх наружу, побороть тьму, наполнявшую сердце.
Джессика сделала глубокий вдох. Свежая мысль вдруг пришла ей в голову. Она не могла победить Уэстона, но зато она могла помешать его планам. Если Марк ее бросит… если она уедет… Уэстону нечем будет ему пригрозить, кроме туманных намеков, которые общество спишет на обыкновенную зависть.
— Нет, Марк. Никто меня не толкал. Я упала сама.
— Тебя соблазнил мужчина. А твой отец, твой собственный отец, объявил всем, что ты умерла.
— Я могла бы сказать нет, — тихо возразила она. — Никто не принуждал меня силой.
— Тебе было четырнадцать лет…
— Вот именно. Четырнадцать. Я уже не была ребенком. Ты считаешь, что мог принимать правильные решения и отличать добро от зла уже в десять. Я знала, что он делает, и позволила ему это. — Она посмотрела Марку в глаза, мысленно убеждая его поверить. Если он уйдет, она сможет сбежать. Она исчезнет прежде, чем появится Уэстон, и репутация Марка не пострадает. Он сумеет все это пережить, семья ему поможет.
— Но…
Она уперла руки в бока.
— Я не снимаю с него ответственности, но это был мой собственный выбор. Я выбрала падение. Я решила уехать с ним в Лондон. Может быть, это было глупо и неправильно, но ты принижаешь меня, когда говоришь, что я была ни при чем. Мои поступки — это мои поступки, а не цепь событий, которые со мной происходили.
Лицо Марка становилось все более и более недоуменным.
— Джессика, я вовсе не хочу сказать, что ты не способна сама принять решение, я просто…
— А что еще я должна думать? Ты вообразил, что я чиста, словно только что выпавший снег. Я не дитя. Если ты снимаешь с меня ответственность за мои решения, ты таким образом лишаешь меня возможности их принимать. И я не котенок, которого нужно спасать из пасти голодного волка. Я взрослая женщина. И ты не должен решать мои проблемы, не спросив прежде, хочу ли я этого вообще.
Ей даже не нужно было изображать гнев. Она была в ярости оттого, что счастье снова выскользнуло у нее из рук, что ей не дано было вкусить этого сладостного плода.
Он в отчаянии покачал головой:
— Джессика, я просто хочу тебе помочь.
И это тоже была правда. Если бы она показала ему письмо Уэстона, он бы немедленно начал действовать. А Уэстон, несомненно, нашел бы способ рассказать всем правду.
— Ты не можешь ничего поделать с тем, кто я есть. Все, что ты можешь, — это заставить меня поверить тебе на несколько дней. Поверить в то, что я могу стать тем, кем ты хочешь. Что люди будут думать обо мне не как о шлюхе. А что будет, когда эта иллюзия испарится? А ведь она не может не испариться. Я буду чувствовать себя маленькой и бессильной — снова. Только тогда ты осознаешь это так же ясно, как и я, и захочешь от меня избавиться.
— Прекрати. — Он встряхнул ее за плечи. — Просто прекрати. Если бы я хотел от тебя избавиться, я бы сделал это несколько недель назад. Все свои двадцать восемь лет я ждал женщину, с которой мог бы разделить свою жизнь. Я нашел ее. Послушай меня. Умоляю тебя, перестань. Это просто паника. Я люблю тебя.
Но от этих слов ей захотелось сопротивляться еще яростнее, сражаться до победного конца. Если она позволит ему уговорить себя, поверит ему, это не приведет ни к чему хорошему. Она могла пережить свое собственное разочарование, но не разочарование Марка.
