У нее заныло сердце.
— Но я не могу тебя бросить! Мы неплохо сможем устроиться, вот увидишь. Я возьму еще какое-нибудь шитье и, может быть, соглашусь на пару ролей. Хэкетт постоянно ищет новую Офелию. Я смогла бы сыграть ее даже во сне!
Мод решительно покачала головой.
— Знаю. Но послушай меня. На днях я получила письмо от кузины Джозефины. Она хочет, чтобы я поехала жить в Шропшир. У нее восемь детей — и ей не помешала бы помощь. Хэкетт постоянно урезает мне реплики, а с ними — и плату, так что я подумываю о том, чтобы согласиться. Конечно, есть шанс снова перейти в антрепризу, но жизнь в разъездах утомляет, как ты прекрасно знаешь, а я больше не могу спать в фургонах и на дешевых постоялых дворах. Но теперь, когда твой дядюшка предложил тебе жить в его доме, я с легким сердцем могла бы уехать, зная, что о тебе будет, кому позаботиться.
Габриэла судорожно вздохнула, стараясь справиться с волной панического страха, поднимающейся у нее в душе.
— Ты в любое время сможешь ко мне приехать, — добавила Мод, словно Габриэла высказала свои опасения вслух. — Для тебя всегда найдется место.
— Я могла бы поехать с тобой сейчас. При таком количестве детей твоя кузина рада была бы еще одним лишним рукам.
Мод нахмурилась.
— Дети спят по трое в одной комнате: ведь Джо живет на солдатское жалованье, которое ей присылает муж. У нее не хватит денег, чтобы кормить нас обеих.
— Да и не надо! — возразила Габриэла. — Я бы нашла работу. Я хорошо шью, могла бы заниматься починкой одежды или даже шить платья для дам.
— Этим уже занимается местная портниха, и я не думаю, что она захочет платить помощнице. Деревушка очень маленькая.
— Тогда я буду работать в лавке. Что-нибудь наверняка подвернется.
Подруга посмотрела на нее с сочувствием.
— Перебирайся к родным и не выдумывай. Иначе пропадешь.
«А ведь она права», — подумала Габриэла, наконец, возвращаясь к реальности. В Шропшире устроить жизнь не легче, чем в Лондоне. Конечно, если она откажется переехать к дяде, Мод останется с ней в городе, но было бы крайним эгоизмом портить ей жизнь. И какие бы сомнения она ни испытывала, конечно, Мод права: у дяди ей будет лучше.
«И потом, если мне там не понравится, — успокоила она себя, — я всегда смогу убежать».
— Хорошо, я поеду жить к дяде, — согласилась Габриэла. — Но разве мне надо отправляться немедленно? У нас ведь оплачено еще две недели аренды.
Мод улыбнулась.
— Мне все равно нужно время на сборы. И потом, я не подарила бы этой ведьме Баклз и лишнего фартинга! Ладно, мы обе устали. Давай спать. Завтра выглянет солнышко — и все окажется не таким мрачным.
Спустя десять дней Тони разлегся нагишом на мягкой пуховой перине и пышных подушках. Спальню согревал неяркий огонь в камине, теплый свет свечей создавал уютное сияние. Похоже, вся атмосфера была рассчитана на романтическую чувственность. В воздухе распространялся аромат жасминового масла, на столике у кровати стояли два недопитых бокала красного вина.
Потянувшись за одним из них, он быстро осушил его, ощущая возбуждение, которое не имело никакого отношения ни к только что выпитому вину, ни к недавно завершившемуся бурному совокуплению. Рядом с ним лежала его любовница, Эрика. Ее длинные светлые волосы разметались по подушке, одна грудь обнажилась во сне. Он взглянул на пышное полушарие, но вместо интереса почувствовал только скуку. И вздохнул.
«Лондон в феврале — это так уныло!» — решил он. Особенно теперь, когда Рейф и Итан Андертон уехали из города. Три дня назад Пендрагон отправился в Уэст-Райдинг к своему семейству. Что до Итана, то никто не видел ни самого маркиза, ни его молодую жену Лили после свадьбы, которая состоялась еще на Рождество. Несомненно, они продолжают наслаждаться медовым месяцем, если верить единственному письму, которое он получил от молодого супруга. Итан сообщал, что они с Лили вернулись в Андерли — поместье маркиза — и что оба здоровы и веселы. Он еще добавил, что рассчитывает увидеться с ним в поместье Рейфа в начале марта, на крестинах недавно родившейся дочери Пендрагона.
«А сейчас, — подумал Тони, — мне придется развлекать себя самому. Вот что бывает, когда друзья влюбляются и позволяют связать себя семейными узами!»
И дело не в том, чтобы он был против их избранниц, — по правде говоря, ему нравились обе эти женщины. И все же беззаботные дни для него и двух его друзей детства остались позади. Женитьба и появление детей все меняют, как он имел случай убедиться. И в результате этого те мудрецы, которые, как он сам, предпочитают не попадаться на этот крючок, временами оказываются в одиночестве.
Не то чтобы ему трудно было чем-то себя развлечь: у него были веселые приятели и сколько угодно женского внимания, — но представители высшего света в основном разъехались из города, так что увеселений стало меньше обычного. Если, конечно, не считать того драматического эпизода в кабинете у Пендрагона, напомнил он себе.
«Какая аппетитная штучка эта Габриэла», — подумал он, смакуя ее имя, словно это был вкусный леденец.
Внезапно ощутив нетерпение, он резко повернулся: его тело оживилось, стоило ему вспомнить ее красоту. Пикантное личико, и невероятно красивые фиалковые глаза, и эти полные губы… слаще ему не встречались: нежные и аппетитные, словно только что испеченный вишневый пирог. Прошло уже много дней с момента того быстрого запретного поцелуя, но воспоминания о нем нисколько не поблекли в его памяти.
«Какая обида, что она племянница Рейфа, — подумал он. — Иначе я мог бы за ней приударить».
Но Рейф был ему другом, а ухлестывать за родственницами приятелей было не принято, особенно если одна из них только покинула детскую. Пусть Габриэла отважная и независимая, пусть прячется за маской умудренной опытом стойкости, но он распознавал невинность от одного взгляда — и уж тем более с одного поцелуя. Хотя она была горячей, и страстной, и готовой дать волю врождённой чувственности, но он безошибочно почувствовал, что она невинна. К тому же у него было твердое правило избегать девственниц. Какими бы соблазнительными они ни казались — с их яркими глазками и манящими улыбками, — флирт с ними мог привести к самым разным досадным и ненужным осложнениям, вплоть до женитьбы. Многие бойкие дебютантки пытались его заманить, но ему неизменно удавалось избегать подготовленных ими капканов. Будучи заядлым холостяком, он не имел намерения становиться жертвой хитрых маменек и их, нацеленных на брак дочурок, у которых мечтательно туманились глаза при мысли о возможности стать герцогиней.
