сопровождала их вдали, в карете вместе с леди Эллис. Франсис был в полном распоряжении Марианны, я она едва не умерла от счастья, когда он похвалил ее безупречное искусство верховой езды.
— Я знаю немногих мужчин, которые ездят верхом так же хорошо, как вы, — сказал он ей, — и ни единой женщины!
И было в его голосе, в его взгляде столько искренности и тепла, что радость затопила сердце девушки. В этот момент он говорил, как настоящий влюбленный. В ответ она улыбнулась ему от всего сердца.
— Мне нравится скакать рядом с вами, Франсис… И мне кажется, что я могла бы так ехать до самого края земли.
— Вы действительно так думаете?
— Да… конечно. Зачем бы я говорила, если бы не думала так? Я не привыкла лгать.
Франсис ничего не ответил. Он только нагнулся к ней, внимательно всматриваясь в ее лицо, и она впервые не ощутила смущения под его взглядом. Он по-прежнему молчал, но, когда он выпрямился, по его губам скользнула мимолетная улыбка.
— Что ж, учтем! — пробормотал он только.
Затем он пришпорил лошадь, предоставляя Марианне возможность самой решить, не сморозила ли она какую-то глупость.
Он исчез на некоторое время после этой охоты. Неожиданная болезнь тетки вытеснила его из памяти молодой девушки. Однажды вечером, за два дня до ее смерти, леди Эллис вызвала к себе племянницу.
— Я знаю, что скоро умру, крошка, — сказала она ей, — но я знаю также, что могу уйти спокойно, ибо не оставляю тебя одну.
— Что вы хотите сказать?
— Что Франсис просил у меня твоей руки и что ты выйдешь за него замуж.
— Я? Но… ведь он никогда за мной не ухаживал!
— Замолчи! У меня мало времени. Ты будешь счастлива, выйдя замуж за такого человека, как он. Ему двадцать восемь лет, он будет для тебя опорой и руководителем, в которых нуждается твоя молодость… Наконец, отдавая тебя ему, я возмещаю несправедливость судьбы. У Франсиса нет богатства, он завладеет нашим… Он будет вместе с тобой хозяином Селтона… и я, когда меня зароют в глубине парка, буду счастлива, зная, что дорогое мне поместье в ваших руках, вас обоих… Так я останусь с вами навсегда…
Ослабев от разговора, леди Эллис отвернулась к стене, не добавив больше ничего. Марианна покинула комнату, охваченная странным чувством, в котором радость смешивалась с боязнью. Она была ошеломлена тем, что Франсис хотел жениться на ней, скромной провинциалке, когда он мог выбрать любую из столичных красавиц. Это пробудило в ней удивительное ощущение победы. Она чувствовала, как в ней одновременно растут и гордость и беспокойство.
«Никогда я не смогу стать достойной его, — подумала она. — Как держаться рядом с ним, чтобы не показаться неловкой, чтобы не вызвать его насмешливой улыбки?»
Эта боязнь снова охватила Марианну во время свадебного обеда. С гордой радостью поглядывала она на Франсиса, сидевшего против нее в остававшемся долгое время пустым высоком кресле главы дома. Он занял его с такой легкостью и непринужденностью, что Марианна пришла в восхищение. Что же касается ее, то Марианна чувствовала себя сильно взволнованной тем, что заняла место хозяйки поместья, на котором она всю жизнь видела свою тетку.
Нежный голос Иви вывел ее из задумчивости.
— Я думаю, что нам уже время уйти, Марианна, и оставить этих господ спокойно курить и пить.
Новобрачная вздрогнула. Она заметила, что все смотрят на нее, что слуги уже расставили на столе бутылки с портвейном и бренди. Она покраснела и торопливо встала, смущенная тем, что забыла о времени.
— Конечно, — сказала она, — мы оставляем вас… Я пойду отдохнуть у себя… немного устала.
Она теряла почву под ногами. Заметно нервничая, она подошла попрощаться с аббатом де Шазеем, молча обнявшим ее, ибо он не мог побороть волнения, и кивнула остальным. Ее умоляющий взгляд остановился на Франсисе, как бы прося его не оставаться слишком долго с гостями. Эта ночь была свадебной ночью и принадлежала без остатка ей, Марианне, и никто не имел права похитить даже малую часть ее… Но Франсис удовольствовался улыбкой. Обе женщины удалились. Марианне казалось, что шелк ее гигантской юбки издает шум, подобный буре. Ей не терпелось избавиться от нее, не терпелось остаться наедине с собой. Подойдя к лестнице, она обернулась к Иви, встретив взгляд молодой женщины, наблюдавшей за ней с чуть заметной улыбкой на прекрасных губах.
— Спокойной ночи! — резко сказала она в замешательстве. — Извините, что оставляю вас так рано, но я устала и…
— И вы хотите приготовиться к самой значительной в вашей жизни ночи! — закончила Иви со злорадным смешком, больно уколовшим новобрачную. — Вы правы: Франсис — трудный человек…
При этом прямом намеке лицо Марианны залило краской, но она не ответила. Подхватив свои необъятные юбки, она взбежала по лестнице, оставляя за собой, словно хвост кометы, развевавшуюся кружевную фату. Но до самых дверей спальни ее преследовал дразнящий смех Иви.
Комната была похожа на какой-то архипелаг в миниатюре. Карнизы с кружевами, огромная атласная юбка, ивовые клетки, множество нижних юбок испещряли ее белыми островками. Одетая в простой батистовый халат, Марианна рассматривала в зеркале свое отражение: совсем взрослая девушка, брюнетка, достойная сожаления в эпоху, когда успехом пользовались исключительно блондинки, и еще немного худощавая. У нее были длинные нервные ноги, узкие бедра и самая тонкая во всем Соединенном королевстве талия. Ее лицо с дерзкими, гордыми чертами и высокими скулами было необычным, напоминая по форме сердце. Глаза с чуть японским разрезом под надменными крыльями тонких бровей были цвета морской волны с золотистыми искорками. Их необычный оттенок невольно привлекал внимание так же, как и их своевольное бунтарское выражение, тем не менее, несмотря на эти «странности», Марианна любила бы свое лицо, если бы не этот большой чувственный рот и матовая кожа цвета светлой амбры, делавшая ее немного похожей на цыганку и сводившая, по ее мнению, все на нет.. Каноны красоты требовали тогда, чтобы на щеках цвело больше лилий и роз, чем в монастырском саду, и ее цвет лица гитаны приводил в отчаяние Марианну, оттесняя на второй план ее безукоризненные руки и даже эту тяжелую черную гриву, густую и шелковистую, которая ниспадала ниже пояса… Это от отца унаследовала Марианна свой внешний облик.
Ее мать была совершенно светлой, но в крови девушки старые овернские соки; в которых жила память о мавританских рыцарях Абдермана, смешались с кровью флорентийских предков, чтобы победить британскую долю нежной Анны Селтон.
Марианна горестно вздыхала, все
