И Сара ушла, оставив за собой волну ветра, благоухающего жасмином и ночью.
Морган долго смотрел на дверь и потирал щеку, когда наконец пришел Генри. Пигмей был одет в серый фланелевый костюм, и в складках его галстука поблескивала булавка с бриллиантом. Он покачал головой и нахмурился.
– Послушай, Морган, мне действительно следовало бы поучить тебя тонкому искусству обхождения с прелестными дамами.
Морган фыркнул, схватил со стола бутылку виски и откупорил ее.
– Да, да, мисс Сент-Джеймс покинула тебя в расстроенных чувствах и наверняка с раскрасневшимся лицом. Она ведь очень хорошенькая, как ты думаешь? Конечно же ты согласен. Признаться, я слышал истории о ее буйном характере еще когда жил в Лондоне, но ты-то ведь знаешь, что такое слухи. Однажды некий шейх привез из Африки верблюда, потому что она сказала, что хотела бы покататься на нем. Сара проехалась на дромадере по Гайд-парку на пари в бриджах конюха, если мне не изменяет память. Но, кажется, прогулка не произвела на нее большого впечатления. Она слезла с верблюда, вручила шейху поводья и сказала:
– Извините, ваше высочество, но я не могу выйти за вас замуж.
А когда он спросил – почему, ответила:
– Ваши уста неудобны… И к тому же дурно пахнут.
– Ах! Ну да, ведь это же несомненно избалованная сучка, какой бы красивой она ни была. Моя дорогая матушка говаривала: «Прекрасна та девушка, которая красиво поступает «, – он издал горловой смешок и добавил: – Она действительно пыталась внушить мне, что я так же привлекателен, как лесной дикарь.
Морган выпил виски и отер рукой рот, пытаясь не замечать полыхающую на лице пощечину и крысу, грызущую на полу кусок черствого хлеба. Он сделал еще несколько больших глотков и вновь заговорил:
– Кто-нибудь должен сбить с нее спесь.
– Это уже сделал, Кинг.
Морган мрачно взглянул на компаньона.
– Это ее проблему, друг мой. Понимаешь? Я скажу тебе то же, что сказал и Сент-Джеймсу и его дочери. Я не собираюсь возвращаться в эту адскую дыру ни за какую плату, даже в обмен на жизнь Кинга. Это значит шутить со смертью, Генри, а за последние месяцы я решил, что отношусь к тем парням, которым нравится жить.
– Ну, ну, будь разумен, Морган. Пораскинь-ка мозгами! Тебе нужен Кинг не меньше, чем мне. Ты хочешь мести и хочешь его золота. Возможность добиться того и другого только что была положена к твоим ногам.
– Ты что, серьезно или как? Ты представляешь, что он со мной сделает, если снова поймает в Бразилии?
– Тю, тю, тю, Морган! Желтая полоска на твоей спине говорит о многом.
Морган подтянул стул к окну и оседлал его. Генри подошел и встал рядом. Он ждал, когда заговорит его компаньон, и давал ему время стереть из памяти влажный алый рот Сары Сент-Джеймс и ее пахнущую теплом ночи кожу.
– Ты когда-нибудь интересовался, как живет другая половина человечества, Морган?
– Нет.
Кейн покачал головой и потянулся за бутылкой виски. Он почти засмеялся своей лжи. Всю свою жизнь Морган Кейн фантазировал, что значит быть богатым.
– Тогда подумай об этом, – продолжал Генри. – Представь столовую шестидесяти футов длиной и с потолком, парящим в двадцати футах над головой. Подумай о карарском мраморе и хрустальных канделябрах» о парчовых занавесях и обитых бархатом стенах.
– Похоже на будуар шлюхи. Генри сердито поднял бровь:
– Хорошо, подумай о женщинах. Прекрасных богатых женщинах… Таких, как Сара Сент-Джеймс. Их дюжины. Сотни! Все чистые и пахнут лавандой. С блестящими волосами, приятным дыханием и безупречными манерами.
Морган закрыл глаза, пытаясь не видеть заманчивую картину.
– Все они несомненно шлюхи.
Генри по-доброму улыбнулся.
– Морган, ты не можешь сравнивать всех женщин со шлюхами, с которыми ты сталкиваешься на задворках Джорджтауна.
– Или Нового Орлеана.
– Или Нового Орлеана. Ты можешь работать всю оставшуюся жизнь на кишащей москитами пристани и никогда не скопить денег, чтобы выбраться из нищеты.
Морган уставился на реку, чувствуя, как дергается его щека. Он потер ее костяшками пальцев и припомнил, как выглядела эта девчонка Сент-Джеймс: когда сняла шляпку, с развевающимися волосами и презрительным взглядом. Кто бы подумал, что под этой фарфоровой оболочкой и ангельским фасадом скрыто сердце юной львицы?
Морган засмеялся про себя, затем смахнул запястьем пот со лба и обругал удушающую жару. Обычно жара не беспокоила его, Морган уже давно привык к соленым южноамериканским ночам. Но последнюю неделю его беспокоила масса проблем.
– По крайней мере подумай о ее предложении, – настаивал Генри. – Просто сегодня поразмышляй о тех удобствах, которые тебе может доставить богатство Кинга. Ты будешь жить во дворце, иметь любую женщину, о которой ты только можешь мечтать… и, вероятно, ты сможешь наконец отправить на покой демонов, которые таятся в тебе. Наконец, ты сможешь спать, не опасаясь, что Кинг найдет тебя.
– Я подумаю об этом, – заверил его Морган.
– Хорошенько подумай, друг мой, поскольку я слышал от надежных людей, что к тебе недавно приходили гости.
– У меня часто бывают гости. Люди просто никак не могут оставить меня одного. – Кейн пронзил пигмея взглядом, пытаясь понять, к чему тот клонит.
– Я не имею в виду стаю красоток, которые постоянно ошибаются у твоих дверей, Морган. Я слышал от твоих соседей, что сюда несколько раз приходили двое мужчин и спрашивали, не здесь ли проживает «американец».
Морган не моргая смотрел на своего друга:
– Это дешевая попытка запугать меня, чтобы я принял предложение Сары.
– Я не запугиваю тебя, а предупреждаю.
– Но ведь это мог быть кто угодно.
– Возможно. Но могли быть и люди Кинга. Скажи, Морган, ты собираешься снова бежать? Ты сам говорил, что Кинг ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить тебя.
– К чему ты клонишь?
– Не лучше ли было бы встретиться с ним лицом к лицу и покончить с этой игрой в кошки-мышки раз и навсегда?
– Тебе легко говорить, ведь он охотится не за твоей коричневой задницей.
– Да, но я хорошо знаю о его зверствах и о расправах над невинными людьми. Не забудь, что именно по его милости я лишился семьи. Благодаря ему немногие остатки пигмеев путумайо в Жапуре были стерты с лица земли. Ты знаешь, что такое быть последним живым представителем целого народа, Морган? Это нечто вроде как быть Гулливером, вечно бродящим в Бробдингнеге, стране гигантов. И нет никакой надежды когда-либо обрести свой дом. Никогда.
Морган уставился на бутылку с виски.
– Вовсе не обязательно быть последним в своем народе, чтобы чувствовать себя потерянным, Генри.
Залаяла собака, и в тишине прозвучал сигнал с лодки.
