Стиви и Джессике за то, что они были такими хорошими слушателями, и ассоциации «Шотландские Вдовы», с чьей помощью я снова оказалась в Венеции и смогла прийти в себя.
Посвящается Рианнону, истинному гражданину Беллеции.
Каждый раз, когда я описываю город я говорю что-то о Венеции.
Итало Кальвино Невидимые Города
…каждый человек испытывает великое удовлетворение всякий раз, когда он предстает перед взором Герцогини… Ни у кого никогда не возникало и мысли о том, что это не является высшим удовольствием, которое он может получить в этом мире — доставлять ей наслаждение, и величайшим несчастьем — оскорбить ее.
Кастильоне Книга Придворного, 1561
Пролог
ПРЕДСКАЗЫВАЯ БУДУЩЕЕ
В комнате на самом верху высокого дома, нависающего над каналом, сидел человек и раскладывал карты на столике, покрытом черным шелком. Особым образом перетасовывая колоду, он выложил двенадцать карт кругом, картинками вверх, и, положив тринадцатую в центр, откинулся назад, разглядывая то, что получилось.
— Странно, — пробормотал он.
Картой в середине — самой важной — оказался Меч, знак опасности. Родольфо пришлось принять этот символ, как основной, задающий тон всему предсказанию. Для него не стало сюрпризом то, что справа от Меча, седьмой по счету, лежала Королева рыб. Опасность часто появлялась рядом с самой важной женщиной Беллеции, и Водяной Королевой, без сомнения, была именно Герцогиня.
Но первой картой была Принцесса Рыб, лежавшая справа от Меча, и он понятия не имел, что это может означать.
Это было самое странное предсказание, которое он когда-либо видел. Единственными выпавшими картами с цифрами были четверки, причем все четверки, по одной от каждой масти — Рыб, Птиц, Саламандр и Змей. Они располагались, как стража, по обеим сторонам от Принцессы и Королевы.
Все другие карты были старшими козырями — Любовники, Чародей, Богиня, Башня, Дева Весны и, что самое волнующее — Смерть.
Родольфо долго смотрел на карты, прежде чем смахнул их со стола, старательно перетасовал и начал раскладывать заново. Принцесса Рыб, Четверка Змей, Любовники, Чародей… К тому времени, как он выложил Меч на середину, его руки тряслись. Он сдал тот же самый расклад.
Родольфо поспешно смешал карты, собрал их и завернул в черный шелк. Он убрал их в ящичек резного стола и достал из другого ящичка бархатный мешочек, наполненный прозрачными камешками. Закрыв глаза опустил в него руку, достал пригоршню камней и легким движением бросил их на стол, где они засверкали в огне свечей.
В каждый кусочек сверкающего стекла была вставлена серебряная эмблема. С удивлением Родольфо узнал корону, лист, маску, число 16, локон волос и книгу — с нее он и начал.
Затем он поднялся. «Снова Сильвия», — пробормотал он, держа в руке кусочек гладкого пурпурного стекла с заключенной в нем серебряной короной. Он подошел к окну и посмотрел на свой сад на крыше. Фонари слегка покачивались меж деревьев, нежно освещая цветы и листья, потерявшие свои яркие дневные краски. Вдалеке крикнул павлин.
Он отвернулся к столу и достал из ящика пару двенадцатигранных костей. Выбросил шестерку и десятку, восьмерку и еще одну восьмерку, семерку и девятку — куда бы он не смотрел сегодня ночью, всюду появлялось число шестнадцать. Оно, да еще символы молодой девушки и опасности. Что бы это не означало, оно было связано с Герцогиней, и он сообщит ей об этом. Зная Сильвию, он полагал, что она не скажет, что эти предсказания могут означать для нее, но, по крайней мере, сможет приготовиться к приближающейся опасности, какой бы она не была.
Вздохнув, Родольфо постарался избавиться от собственных толкований и приготовился нанести визит Герцогине.
Свет залил атласные покрывала на кровати Герцогини, когда служанка открыла ставни.
— Сегодня прекрасный день, Ваша Светлость, — сказала молодая женщина, поправляя свою маску, усыпанную зелеными блестками.
— В Лагуне[1] всегда прекрасный день, — сказала Герцогиня, садясь и подавая знак горничной набросить ей на плечи накидку и подать чашку горячего шоколада. На ней была ее ночная маска из черного шелка. Она присмотрелась к молодой девушке. — Ты новенькая, не так ли?
— Да, Ваша Светлость, — она сделала реверанс. — И если позвольте, то я хочу сказать, что для меня это большая честь служить вам в этот великий день!
«Сейчас она захлопает в ладоши», — подумала Герцогиня, потягивая шоколад.
Горничная восторженно захлопала в ладоши.
— О, Ваша Светлость, вы, наверное, с нетерпением ожидаете Венчания!
— О, да, — устало ответила Герцогиня. — Каждый год я ожидаю его с тем же нетерпением.
* * *
Лодка опасно накренилась, когда Арианна вступила в нее, сжав свою огромную брезентовую сумку.
— Осторожно! — проворчал Томмазо, помогая сестре сесть в лодку. — Ты опрокинешь нас. И зачем тебе с собой столько всего?
— Девушке нужно много вещей, — серьезно сказала Арианна, хорошо зная, что Томмазо считает все женское великой тайной.
— Даже на один день? — в свою очередь спросил Анджело, другой ее брат.
— День сегодня будет очень длинным, — отрезала Арианна, положив конец разговору.
Она устроилась на корме ложки, держа свою сумку на коленях, а братья начали грести медленными уверенными движениями рыбаков, которые все жизнь провели на воде. Они приплыли со своего острова, Мерлино, чтобы подобрать ее на Торроне и отвезти на самое большое торжество года в Лагуне. Арианна встала с рассветом.
Как все жители лагуны, она ездила на Венчание с морем с самого раннего детства, но в этом году у нее был особый повод для волнения. У нее был план. И то, что было в ее сумке, было его частью.
— Мне так жаль твоих волос, — сказала мама Люсьена, кусая губы, после того как в очередной раз сдержала привычный ободряющий жест — погладить сына по его кудрявой голове. Кудрей больше не было, и она не знала, как поддержать его, а может быть себя.
— Все в порядке мам, — сказал Люсьен, — Это сейчас модно. Многие ребята в школе обрили головы.
Они не стали упоминать о том, что он слишком плох, чтобы идти в школу Но все равно это было правдой — он действительно не переживал из-за волос. Что на самом деле беспокоило его, так это слабость. Она не была похожей ни на одно из того, что он чувствовал раньше. Это было совсем не то, что усталость после игры в футбол или долгого плаванья. К тому же слишком много времени прошло с тех пор, как он мог делать что-нибудь вроде этого.
