Даву захотелось, и весьма сильно, все выяснить. Сердце его бешено колотилось и от желания, и от досады, что не умеет совладать с собой. Постаравшись, чтобы ни намека на такие мысли не читалось в его глазах, он с непринужденным видом прислонился к притолоке и сложил руки на груди.
– Ты что-то говорил о хорошем почерке, Джордж? – спросил он. – В каких еще искусствах ты искушен?
– Что вы имеете в виду?
– Вижу, что ты, мой друг, рос в обстановке чрезмерной изнеженности. В следующий раз, когда вопрос разозлит тебя, попробуй ответить: «Что, черт возьми, вы имеете в виду?» – Дав с восторгом наблюдал, как краска заливает ее лицо. Не от смущения. С досады. – Кто учил тебя говорить? Монахиня?
– Нянюшка. – Она встала и дерзко пошла навстречу ему. – А вас кто учил говорить?
– Внутренняя сторона корзинки достаточно частого плетения, чтобы мяуканье младенца меньше беспокоило. Я найденыш, Джордж. Тебе такой факт известен?
– Откуда, черт возьми, мне он мог быть известен?
– А следовало выяснить, прежде чем выбирать меня мишенью своих проделок, поскольку у меня нет никакого личного состояния и наследства тоже ждать неоткуда. Твоя легкомысленная выходка, разрушившая мои отношения с леди Грэнхем, повлечет за собой весьма неприятные последствия финансового характера. И я собираюсь взыскать с тебя цену моего погибшего гардероба, порушенных возможностей и надежного кредита службой. Нелегкой службой.
Губы ее презрительно скривились.
– А цену вашей утраченной любовницы?
– К сожалению, ее компенсировать ты не сможешь. Мальчики не по мне. Твоя служанка, Берта Дюбуа, также не в моем вкусе.
– Право, сэр! Берта Дюбуа настолько молода, что вполне могла бы быть вашей дочерью! – Гнев окрасил лицо «Джорджа».
– Увы, в свое время я не мог бы назвать себя настолько развитым юношей. Ей, наверное, не меньше пятнадцати. А тебе? Сколько тебе – семнадцать?
– Мне девятнадцать. – Скорее всего тоже неправда. Он бы дал ей примерно двадцать три – двадцать четыре года, и был совершенно уверен, что она не девственница.
– А каковы твои вкусы, Джордж? Тебе нравятся молоденькие девчонки вроде Берты или тебя влечет кдругим мальчикам?
– Ни то ни другое, – ответила она сухо.
– Так, значит, тебе нравятся дамы постарше? – Привычным движением руки он взял понюшку табаку. – В таком случае сегодня вечером нам обоим рок сулил крушение надежд.
– Вы не можете потерпеть и одну ночь без женщины в вашей постели? – В ее вопросе содержались неизмеримые глубины презрения.
– Я предпочитаю не терпеть. Отведай моего особого табака, Джордж. Тебе понравится.
– Я не нюхаю табак.
– Что происходит с нынешним юношеством? Любовью не интересуются. Табаку не нюхают. Вы, мой друг, что ж, вовсе никаким порокам не предаетесь?
– Только воровству. И здесь я ограничиваюсь галстуками – вашего галстука мне оказалось бы как раз довольно, чтобы получить сегодня двести гиней.
– Я отказываюсь разоблачаться снова из-за тебя, Джордж, – заявил Дав. – Тем более перед обедом. Что до твоего пари, то можешь взять мой галстук, перед тем как я отправлюсь в постель. Так мы садимся обедать?
Он сделал шаг в сторону, предлагая ей выйти из комнаты. Но она продолжала стоять, изумленно глядя на него. Глаза ее сверкали как свет божьего дня.
– Вы даете мне возможность выиграть пари для того, чтобы я еще больше оказался у вас в долгу? Какой платы вы от меня ждете?
– Умеешь ли ты, – произнес он, – что-нибудь делать, кроме как читать и писать? Читать-то ты умеешь, смею надеяться?
Она взяла небольшую книжку, лежавшую на столе подле нее. Дав узнал в книге англиканский служебник. Книга принадлежала лицу, ночевавшему в комнате накануне.
– «Враг преследует душу мою, втоптал в землю жизнь мою, принудил меня жить во тьме, как давно умерших, – и уныл во мне дух мой, онемело во мне сердце мое. Вспоминаю дни древние, размышляю о всех делах Твоих. Простираю к Тебе руки мои; душа моя – к Тебе, как жаждущая земля».
– Если последняя мольбы адресована мне, – Дав сухо, – то слова весьма смахивают на богохульство.
Она захлопнула книгу.
– Я искушен во всех обычных искусствах, – уточнила она, – хотя и не числю среди таковых ни чрезмерную набожность, ни склонность к богохульству. Я умею считать, делать вычисления, читать, писать, могу разобраться в юридическом документе, составить письмо или счет-фактуру. Короче говоря, сэр, я получил образование, обычное для всякого джентльмена.
– За исключением приличных манер. Не сесть ли нам за стол, пока наш ростбиф не остыл и сок в нем не свернулся?
Дав развернулся и пошел к столовой, указывая дорогу. Она с чопорным видом последовала за ним.
Вино было выше всяких похвал. Ростбиф во всей своей сочной роскоши источал дивный пар. Рыба, хлеб, овощи, соусы – все можно назвать совершенством в своем роде. Сыры с орехами, спелые фрукты. Премиленький бисквит с сахарными украшениями и кофейной глазурью. Соблазнительная трапеза, которую он рассчитывал разделить с Мег. В голове его возник один вопрос. Он запомнил его, но отложил на более позднее время.
Между тем оказалось, что его занятная сотрапезница хорошо и уверенно ориентируется в правилах обеденного этикета. Должно быть, не так давно она занимала место хозяйки за своим собственным столом. А если так, то что же она на самом деле делает тут и в такой одежде?
Дав откинулся в своем кресле, играя витой ножкой бокала.
– В последний раз здесь накрывали на двоих, когда вы обедали с леди Грэнхем?
– Я и сегодня хотел обедать вместе с ней. Она подняла бокал, следуя его примеру.
– А потом вы вместе шли наверх?
– Ты имеешь в виду, ложились ли мы в ту самую кровать, к столбикам балдахина которой ты имел несчастье быть привязанным? Да.
Она встретилась с ним взглядом, отпила глоток вина, затем поставила бокал на стол.
– Вы найдете себе другую любовницу.
Желание вспыхнуло вновь подобно отблеску в красном вине. Дав улыбнулся, смакуя тепло, побежавшее по его жилам.
– Я определенно не собираюсь мучиться в одиночестве.
– Еще одна кость, которую вы поставите мне в счет?
– Мы займемся костями попозже, Джордж, когда сожрем все мясо. Для начала мне хотелось бы узнать, каким образом ты оказался в столь незавидном положении, что решил заняться взломом комодов совершенно незнакомых тебе людей с целью похищения их галстуков.
– Я отправился в Лондон поискать счастья, но в пути меня ограбили. Так как мир окончательно еще не заключен, то пробраться сюда из Франции не так-то просто.
– И потому ты решился путешествовать с контрабандистами и бродягами, которые и ободрали тебя как липку. И сейчас ты полон негодования, хотя должен ощущать себя счастливым, что не лишился жизни. Прошу, продолжай.
