— Значит, ты останешься здесь, — в оцепенении произнес Джеймс. — Неужели лишь для того, чтобы разобраться в себе?
Стелла в упор посмотрела на брата:
— Да. Точно сказано. А пока что можешь продолжать злиться на отца, если тебе так хочется. Только не нужно делать это из-за меня. — Она поднялась со стула, и Джеймс в изумлении понял, что она не хочет с ним больше разговаривать. Он неловко поднялся, и Стелла, заметив это, улыбнулась: — Мне бы хотелось кое-что показать тебе, прежде чем ты уйдешь. Конечно, нужно было отдать их тебе. Я думаю, это было бы тебе не менее полезно, чем мне. Но я слишком большая эгоистка, чтобы расстаться с ними. — Она подошла к письменному столу и, открыв выдвижной ящик, вытащила стопку писем, перевязанных желтой лентой. Едва Стелла потянула кончик шелковой ленты, как все письма рассыпались по полу. — Вот глупая! — воскликнула она и торопливо присела, собирая письма.
Как свободно может двигаться женщина, если на ней нет корсета и она не затянута шнуровками, словно спутанная птица! Джеймс опустился на корточки рядом со Стеллой. Но едва он потянулся к одному из писем, как его рука недоверчиво замерла.
— Что такое? Так они все от…
— От отца, конечно, — мягко пояснила Стелла. — Отец пишет мне каждый день. А ты думал, что он меня забыл?
Джеймс едва не сел на пол от удивления. Он был не в силах отвести взгляда от груды писем… От одной только мысли, что он может к ним прикоснуться, его охватывало странное чувство.
— Возьми вот это, — предложила Стелла, протягивая ему лист бумаги. — Пожалуйста, прочитай его.
Заметив, что рука Джеймса все еще неподвижна, сестра вложила письмо ему в ладонь, поочередно сгибая пальцы. После этого, взявшись за его запястья, Стелла помогла брату подняться на ноги, приподнялась на цыпочки и приложилась губами к его подбородку.
— Прошу тебя, прочитай это, — с грустью в голосе попросила она. Усевшись на стул, Стелла достала откуда-то вязальные спицы. Некоторое время в комнате было слышно лишь их легкое постукивание.
— Джеймс молча смотрел на письмо. Затем медленно опустился на стул.
Дорогая моя дочь!
Я посетил еще один званый обед. Кажется, этим обязательным встречам не будет конца. Ну да ладно. Такова участь политика, и с этим ничего не поделаешь. Как
бы мне хотелось, дорогая моя, быть сегодня с тобой!
Твоя мачеха — приятная женщина, но у нее нет того задора молодости, который ты всегда привносила в нашу жизнь. Когда возникают неловкие моменты, она умеет их сглаживать, но не до конца. А у тебя это всегда получалось с блеском. Я вспоминаю, как много раз твой смех заставлял всех нас позабыть о наших заботах.
Надеюсь, находясь в Кенхерсте, ты не разучилась смеяться. Мистер Дуайер сообщает мне, что ты чувствуешь себя лучше и могла бы вполне общаться с посетителями. Я не понимаю твоего нежелания встречаться с родными людьми. Мы с мачехой очень хотели бы тебя увидеть, если ты примешь такое решение.
Писать особенно не о чем. Обед выдался скучный, если не считать небольшой шумихи, которую устроил твой неожиданно появившийся брат. Он привел с собой танцовщицу из театра. Этой девушке очень понравились крокеты. Я опасался, что Гладстон будет недоволен. Надо было такое предвидеть. Иногда мне представляется, что Джеймс способен даже самого дьявола завлечь в свою компанию. С жалостью думаю о своих друзьях-консерваторах, ведь им придется иметь дело с Джеймсом, когда он унаследует мой титул.
Стелла, если ты все еще не видишь, ради чего тебе стоило бы выздоравливать, пожалуйста, подумай о нем. Печально, но на Джеймса не действуют никакие доводы, и я практически оставил все попытки убедить его. Он не может простить меня за то, что я допустил такую перемену в твоей судьбе. Любое мое слово он воспринимает с каким-то враждебным скептицизмом. Боюсь, что он не образумится, пока ты вновь не будешь с нами вместе.
Твой любящий отец Морленд.
Листок бумаги дрожал в его руке. Как странно! Джеймс вдруг осознал, что он качает головой из стороны в сторону.
— Он знает, что я хочу здесь остаться, — прошептала Стелла. — До тех пор пока не успокоится моя душа, мне будет безопаснее пожить подальше от людей.
— Я не могу это принять.
— Конечно, не можешь. А отец, в отличие от тебя, способен уважать мои желания.
Джеймсу вдруг стало больно, словно он получил пощечину.
— Понятно, ты выбрала самое трогательное письмо из всей пачки. Думаю, в остальных совсем другое настроение.
— Господи, Джеймс! — Стелла отложила в сторону спицы и протянула руку: — Отдай мне письмо. Я даже не знаю, какое именно дала тебе. Я вытащила его наугад.
Листок бумаги, смятый рукой Джеймса, издал противный хруст.
— Уверен, он готов писать тебе целые поэмы, пока ты здесь надежно заперта под замком. Но со мной ему приходится иметь дело напрямую. — Он швырнул письмо на пол. — И, как бы это ни огорчало его, я никуда не исчезну с его глаз.
— Перестань мучить отца, — резко бросила Стелла. — А мне позволь жить дальше, как я хочу.
— Жить? Ты называешь это жизнью? — Четыре долгих года его сжигал изнутри огонь обиды. Он пытался с ним бороться, терпел его и лишь иногда забывал ненадолго. Но потушить этот мучительный огонь Джеймс был не в состоянии. И вот теперь пламя вспыхнуло с такой неистовой силой, что он не мог ничего поделать с собой. — Имеешь ли ты хотя бы какое-то понятие, как я жил все это время? Чем занимался, о чем думал бессонными ночами, воображая, где ты, что с тобой, А ты, значит, отсиживалась тут, исследуя фибры своей души, и даже не побеспокоилась, чтобы всего-то написать письмо мне! А знаешь ли ты, как сильно я страдал из-за тебя?
Она взяла брата обеими руками за лицо и стиснула до боли.
— Успокойся, Джеймс. Боже мой, конечно, я сожалею, что ты так сильно горевал! Но что я должна сказать такого, чтобы убедить тебя не переживать из-за моей судьбы? Ну да, я должна была тогда послушаться тебя, уехать с тобой, когда ты предлагал увезти меня! — Стелла заморгала, и из глаза у нее выкатилась одинокая слеза. — Но расплатой за мои неудачи не должны становиться твои переживания. Убиваться из-за случившегося должна только я одна! Так что позволь мне самой разбираться со всем этим!
Голубые глаза сестры несколько мгновений в упор смотрели на Джеймса, затем она убрала руки от его лица. В следующую секунду Стелла обняла его и прижалась лбом к его плечу.
Джеймс судорожно вздохнул. Затем он неуверенно положил руки на спину сестры. Ее тело сотрясалось от рыданий. Вначале Джеймс чувствовал горькое отчаяние, но постепенно сестра успокоилась. Тогда он крепче сжал Стеллу в объятиях и пробормотал хриплым голосом:
