Джорджина хотела было сесть, но Эйкен покачал головой, прижав ее одной рукой к постели.
Девушка взглянула на него; он улыбался. Потом приподнял ее ногу, целуя ее изнутри, прежде чем положить к себе на плечо; затем поднял другую.
Джорджина поняла, что он намеревается делать, и внезапно испугалась.
– Нет, Эйкен!
– Да, – сказал он.
Руки его скользнули к ее ягодицам, и он приподнял ее к самым своим губам.
Джорджина застонала так громко, что закусила губу, стараясь заглушить этот рвавшийся из нее стон.
– Да, любовь моя, – сказал он, почти касаясь ее губами. – Не надо противиться – я хочу любить тебя так!
Он целовал ее со всей страстью, с какой он целовал ее в губы. И все в ней напрягалось, пульсируя и сдаваясь, трепеща от непомерного наслаждения, и каждый раз он давал ей ощутить его во всей его силе.
Эйкен подождал, потом снова стал ласкать ее языком, пока она не откинулась на подушки в сладостном бессильном изнеможении.
Когда же Эйкен вошел в нее наконец, с силой прижимая к постели, Джорджина поняла, почему любовь плотская, земная обладает такой властью, что доводит людей до безумия. Она узнала, что значит любовь, из-за которой вспыхивают войны, любовь настолько могучая, что слабый человеческий ум не в силах противиться ей, томимый жаждой ее испытать.
Она даже представить себе не могла, что мужчина и женщина могут вдвоем сотворить это чудо. Раньше Джорджина не знала, что это значит – свободно отдаться любви, и ей хотелось, чтобы любовь эта длилась бесконечно, до конца ее жизни.
– Я люблю тебя, – шепнул Эйкен.
Он повторял эти слова опять и опять, с каждым толчком.
Эйкен входил в нее сильно и глубоко, с необычайной мощью и нежностью, угадывая все ее желания, говоря с ней о том, что он чувствует, чтобы девушка знала, что он испытывает то же, что и она, что это она сотворила с ним это чудо и что благодаря ей ему так хорошо в этот миг, как не было еще никогда в жизни.
Лицо его горело от желания и страсти, от полыхавших в нем чувств.
Когда Эйкен наконец уступил своему желанию, войдя в нее – в самую глубину, он со стоном произнес ее имя; тепло и сила и новая жаркая жизнь хлынули, наполняя ее.
Джорджина не знала, сколько они пролежали вот так – влажные от пота, без движения; быть может, они взяли уже все друг от друга и не осталось ничего, что можно было бы еще дать или взять.
Казалось, прошли часы, хотя на самом деле это были лишь минуты; Джорджина внезапно почувствовала, как ногу ее сводит судорогой. Девушка рванулась.
– О... Господи! – вскрикнула она, лежа под Эйкеном. – Моя нога!
– Что? – Он приподнялся, глядя на нее сверху вниз. – Что, черт побери, приключилось?
– Судороги! – только и могла выговорить Джорджина. Она попыталась нагнуться, но Эйкен, лежавший сверху, мешал ей.
Эйкен лег на бок.
– Где?
– Нога! – вот и все, что она могла сказать.
Эйкен принялся растирать ее икры; они так туго сжимались, что девушке хотелось кричать.
Еще минута – и он заставил ее несколько раз согнуть и разогнуть ногу, хотя Джорджина и жаловалась, что ей очень больно; вскоре у нее все прошло. Девушка взглянула на него.
Спустя мгновение оба они уже смеялись и дурачились, катаясь по кровати.
– Это все ты виноват, – со смехом сказала Джорджина. – Что только ты не проделывал с моими ногами!
– Но ты же не жаловалась, Джорджи! Ты ведь, кажется, просила еще.
– Вовсе нет!
– Ну да! Просила. «Еще... еще... Эйкен!» – передразнил он ее тоненьким голосом, прикрыв глаза и тряся своей большой головой.
Джорджина лежала, не говоря ни слова. Она не отвечала на его насмешки, делая вид, что это ее совершенно не трогает. Он перестал смеяться и посмотрел на нее, словно внезапно сообразив, что ему не удастся ее рассердить. Девушка только улыбалась, легонько поглаживая его грудь – ласково, нежно проводя по ней кончиками пальцев.
Достигнув желаемого, Джорджина медленно опустила руку и тронула плоть Эйкена, проведя по ней пальцем и глядя, как она напрягается.
Смех его замер; теперь уже у Эйкена перехватило дыхание.
Потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы Джорджина узнала что-то новое – поняла, какую она имеет над ним власть; это ощущение захватывало. Девушка вдруг осознала, что Эйкен в ее власти точно так же, как и она – в его.
Она противилась ему так отчаянно только потому, что боялась своих чувств, боялась, что теряет рассудок и самообладание, что, уступив ему, она потеряет себя, полностью отдавшись мужчине, а страсть, которую он вызывал в ней, была так сильна, что Джорджина не могла с ней справиться, сколько бы ни старалась.
От этого сознания Джорджине вдруг стало необыкновенно легко. Впервые в жизни она поняла, что любовь – это вовсе не то, что давит, угнетая тебя, подавляя твою душу и естество. Девушка села на кровати и опрокинула Эйкена на спину.
Следующий час она провела, проделывая с ним все то, что он делал с ней, пока не достигла отмщения; теперь уже Эйкен шептал, умоляя:
– Еще... Еще!..
Спустя несколько часов девушка лежала в его объятиях; луна опустилась уже совсем низко. Джорджина слушала дыхание Эйкена; он крепко спал.
Джорджина никогда не смирялась при поражении, а эта победа наполнила ее ликованием. Она рассмеялась и пробормотала:
– И они еще смеют говорить, что женщины – слабый пол!
Деньги – вещь хорошая и приятная, но любовь во сто крат лучше.
Неизвестный автор
Не прошло и недели, как Эйкен и Джорджина обвенчались в простой деревянной церкви, стоявшей на каменистой полоске земли у самого моря, на окраине небольшого городка Рокленда.
Если бы кто-либо из прежнего окружения увидел ее, он бы ни за что не поверил, что это та самая Джорджина Бэйард. На ней было шелковое бледно-зеленое платье. Совсем не роскошный наряд. Сотни гостей не толпились, желая посмотреть на торжество. Были только конюх и его домочадцы.
Кирсти и Грэм стояли по обеим сторонам от отца, сопровождая его до конца небольшого прохода, туда, где ожидала его невеста. На этом бракосочетании дети исполняли роль посаженых отца и матери.
Когда церемония закончилась, они прошли по голым доскам соснового пола, а не по белому атласному ковру. Никаких колец с бриллиантами, оправленными в бесценную платину. Никакого шампанского или икры. Не было ни пышного празднества, ни блеска грандиозных торжеств. Были только любовь, и веселье, и радость.
Час спустя Джорджина стояла на зимнем морозном воздухе на баркасе, разрезавшем морские волны, возвращаясь на остров, домой. Она подняла руку с простым золотым кольцом, которое подарил ей Эйкен. Тот подошел к ней сзади и обнял за талию, прошептав в самое ухо:
