Уоллингфорд облокотился о стену и внимательно посмотрел на деда.
– Как вы все ловко провернули. Давно вы ее для меня присмотрели?
– Год или два назад. Но, согласись, я не ошибся с выбором.
– Отрицать не стану. А как с остальными? С Берком и Роландом?
Олимпия облокотился о колонну.
– Вообще-то все началось с твоего брата. В свое время я наделал много ошибок…
– Я потрясен до глубины души.
– И решил, что пришло время все исправить. Мне просто повезло с сестрами.
– Говорят, лучше быть удачливым, чем умным.
Олимпия вдруг заметил:
– Я вижу, ты ее любишь.
– Больше, чем мог себе представить. Я готов умереть за нее, – просто сказал Уоллингфорд.
– И забыть о загулах и попойках?
– Я решительно намерен начать новую жизнь.
Олимпия вскинул бровь:
– Я не мог не заметить, что это так называемое проклятие не было разрушено.
Уоллингфорд пожал плечами:
– Не знаю, почему так произошло. В моей клятве не было ни слова лжи. Я скорее позволю отрезать свою правую руку, чем посмотрю на другую женщину.
– И все же.
Уоллингфорд ничего не сказал, ибо слова породили бы сомнения в его душе. Сомнения в самом себе.
– Ты считаешь, что не способен хранить верность, правда? – Наконец произнес Олимпия.
– Уж вы-то точно считаете меня неспособным на это. Вы никогда в меня не верили.
– В таком случае тебе лучше попытаться найти способ доказать себе, что ты действительно сможешь измениться. Ради невероятно славной леди, спящей сейчас в твоей постели.
Некоторое время Уоллингфорд сидел в кресле и смотрел на спящую Абигайль, завороженный ее мерным дыханием. Старался запомнить очертания ее изящных скул, посеребренных луной, темное озеро волос, струящихся по подушке, нежные холмики грудей. Ему хотелось бы уткнуться в них лицом, попробовать на вкус шелковистую кожу, но он держал себя в руках.
Абигайль пошевелилась, ее веки дрогнули, и Уоллингфорд закрыл лицо руками.
– Почему ты одет? – сонно спросила она.
– Ходил гулять.
Простыни зашелестели.
– Посмотри на меня, дорогой.
Он поднял голову. Абигайль сидела на постели, укрытая белой простыней, и смотрела на мужа своими мудрыми светло-карими глазами.
– Ты не уверен, правда? В том, что готов отказаться от прежней жизни? Что сможешь до смерти оставаться верным лишь мне одной? Вот почему проклятие не было снято.
– Вздор. Я никогда не изменю тебе, Абигайль, никогда не причиню боли.
– Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы это было правдой. Но ведь распутники не меняются, верно?
Уоллингфорд поднялся с кресла и подошел к окну.
– Я не распутник.
– Ты вел себя так всю свою жизнь. Именно поэтому ты приехал в Италию. Чтобы доказать себе, что можешь быть другим. Чтобы попробовать жить без женщин и спиртного. А потом на твоем пути повстречалась я.
– Да, я встретил тебя.
– Ты действительно не знаешь, да? Не знаешь, сможешь ли устоять перед окружающими тебя соблазнами?
– Я могу. Должен. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы потерять.
Вновь раздался шорох простыней, и спустя мгновение Уоллингфорд ощутил на своей спине руку Абигайль, а потом ее щеку.
– Послушай меня, – прошептала она. – Я очень много думала. Моя любовь, мой муж, уезжай отсюда. Проведи год в полном одиночестве. Год воздержания, который я внезапно прервала…
Уоллингфорд повернулся к ней.
– Что за черт? О чем ты говоришь?
– Что такое год? – Абигайль обняла его за шею. – Больше нет никакой спешки. Никаких проклятий, которые нужно разрушить. Я подожду тебя. Подожду в замке. Поживи один и избавься за это время от своих демонов. – Она наклонила голову и поцеловала мужа в грудь. – Я буду держать твое нежное сердце в своих руках.
Уоллингфорду показалось, что пол проломился под его ногами и теперь он падает в бездонную пропасть.
– Ты просишь оставить тебя? – с трудом вымолвил он. – Ты меня прогоняешь?
– Я справлюсь. Я ведь сильная, и ты это знаешь.
– Но это невозможно. Это просто смешно. Я не могу оставить тебя…
– Дорогой, ты должен.
– К тому же нельзя бросить поместья…
– В одиночку я ни за что не справилась бы, но знаю, что твой брат мне поможет. Ты же знаешь, как умен Роланд.
Уоллингфорд склонил голову, стараясь сдержать эмоции.
– Послушай, любовь моя, – продолжала между тем Абигайль. – Я знаю тебя. Знаю наизусть. И я все понимаю. Знаю, почему ты пошел прогуляться под луной в нашу первую брачную ночь. Знаю, какой груз у тебя на сердце. Тебе необходимо это. Было необходимо в марте и необходимо до сих пор. Просто любить меня недостаточно. Мы уже доказали это сегодня.
– Да. Ты моя сила, Абигайль.
– Вовсе нет. Твоя сила – ты сам, Уоллингфорд, и ты должен разглядеть это. Сила проявляется во всем, что ты делаешь. Просто ты об этом не знаешь.
Уоллингфорд закрыл глаза.
– Ты полон обещаний, – сказала Абигайль.
Он коснулся губами ее волос, и его любимая продолжала:
– Мне тоже это необходимо. Необходимо, чтобы ты пострадал немного, чтобы попробовал жить так, как живут простые люди. Научился быть верным и преданным мужем, который разделит со мной постель и кров, который станет отцом моим детям.
– Абигайль, это глупо. Я не могу тебя оставить. – Неужели это его собственный голос? Уоллингфорд с трудом его узнал. Слеза скатилась по его щеке и растаяла в волосах Абигайль.
– Ты можешь, ты должен. Год воздержания и умеренности. Ведь именно это ты планировал с самого начала. Ты всегда знал, что необходимо делать.
Уоллингфорд взял жену за волосы, запрокинул ее голову и крепко поцеловал.
– Ступай назад в постель, дорогая. Ты сама не знаешь, что говоришь.
– Я не хочу спать.
– Хочешь. И я тоже. Утром мы оба почувствуем себя лучше.
Он отвел жену в постель, не раздеваясь растянулся рядом с ней, и она тут же забылась сном. Уснуть он не смог, просто лежал рядом, впитывая ее дыхание, и его сердце больно билось о грудную клетку.
Наконец он поднялся с постели, нашел листок бумаги и написал на нем имена и адреса своих лондонских стряпчего и банкира, а также поверенного, живущего в деревне. Поверх бумаги он положил свидетельство о браке. После этого написал письмо, в котором признался жене в своей безграничной любви и преданности. А подписался просто: Артур.
Абигайль поймет, что это значит.
Он не взял с собой никаких вещей. Только несколько банкнот из кармана сюртука, оставив остальные деньги на столе. Удовлетворенный, он подошел к кровати. Абигайль спала, натянув на себя одеяло. Наверное, замерзла без тепла, источаемого мужем. Он осторожно коснулся ее волос и щеки, груди и живота, наслаждаясь ощущением шелка под своими пальцами. Ему очень хотелось коснуться необычных волшебных глаз Абигайль, но он боялся ее разбудить.
