— Кое-кто? Так кто же?
Пьерроне опустил голову.
— Простите меня, что я не сказал вам раньше, мадам графиня… но я боялся, что вы откажетесь ехать.
Надо быть очень смелым человеком…
Франсуа схватил мальчика за руку и сильно тряхнул его.
— Хватит отговорок и уверток, мальчик! Ты привел нас сюда, и теперь надо говорить. Кто там наверху?
— Господин маркиз де Лозарг!
Гортензия открыла было рот, намереваясь закричать, но Франсуа вовремя зажал ей рот ладонью. Ей вдруг показалось, что у нее все завертелось перед глазами, что земля разверзлась под ногами и она сейчас упадет без чувств. Но Франсуа поддержал ее, и дурнота прошла быстрее, чем она думала… Она услышала приглушенный голос фермера, который бранился:
— Вот дурак! Ты что, не мог сказать раньше?
— Я же сказал: я боялся, что вы не поедете или примете меня за сумасшедшего. А нужно было, чтобы мадам Гортензия поехала. Это господин де Лозарг украл у нее душу господина Жана… Надо, чтобы она знала… увидела сама… Простите меня…
— Не волнуйтесь, Пьерроне, — смогла наконец произнести Гортензия. — Вы же хотели как лучше, и я благодарна вам. Но как он остался жив?
Пьерроне увлек своих спутников под каменный козырек, где стояли лошади и который закрывал когда-то вход в подземелье. Он рассказал им, как на другой день после взрыва он пришел, чтобы отыскать свою тетку, и обнаружил возле входа в кухню лаз, наполовину скрытый обвалившимися камнями. Ему удалось туда пролезть в надежде отыскать хотя бы тело Годивеллы там, где когда-то она царствовала. Вот там он и нашел маркиза: он лежал, не в силах двинуть ногами из-за того, что у него был перебит позвоночник.
— После взрыва ему удалось доползти туда. Я хотел позвать на помощь, ведь из деревни прибежали люди…
— Там был и я, — пробормотал Франсуа. — Я искал тебя, чтобы сообщить, что твоя тетка была в Комбере…
— Я знаю. Но он не хотел, чтобы я звал на помощь.
Он даже не хотел и моей помощи. Он хотел, чтобы его оставили в покое среди развалин, где он умрет. Но я объяснил ему, что просто ждать смерти нельзя, она не придет, и что может пройти много времени. Тогда он позволил мне уложить его в постель моей тетки и оказать ему помощь, какую я смогу. Слава богу, тетушка научила меня многому. И к тому же в кухне было вдоволь еды и питья. Но он согласился на это, лишь взяв с меня слово, что я никому ничего не скажу. Он не хотел, чтобы его видели в таком состоянии. Ведь он такой гордый, даже превратившись в развалину… Я и боялся его, и жалел, но каждый день проникал в старую кухню и ухаживал за ним. Потом он наконец позволил мне позвать тетушку, но при условии, что та тоже будет молчать. А тетушка была его кормилицей. Он мог согласиться на ее жалость…
— А Жан? Как он оказался замешан во всем этом?
— Я думал, вы знаете. Он пришел, чтобы защитить мою тетку, потому что в деревне слишком много болтали. Люди видели отблески света, слышали крики… маркиза, который, как все думали, умер страшной смертью.
— И он принял Жана?
— Не сразу. Сначала разыгралась целая драма, но господин Жан сумел заставить его замолчать. Он сказал, что хочет ему помочь, защитить его от любопытства и ненависти людей. Он сказал, что хочет охранять замок, снова начать обрабатывать землю, оживить Лозарг. Тогда господин маркиз согласился: «Я начинаю думать, что ты действительно мой сын», — сказал он ему. И в этот вечер я видел, как господин Жан заплакал.
— Из-за одного слова! — презрительно сказала Гортензия. — Как его мучило, должно быть, его положение незаконнорожденного.
— Он всегда очень страдал от этого, — строго сказал Франсуа. — Он слишком чувствует себя Лозаргом.
Надо его понять, мадам Гортензия…
Молодая женщина нервно засмеялась.
— Что ж… все к лучшему, если Жан предпочитает верить словам этого старого разбойника. Он нашел отца, он живет в Лозарге, но это не объясняет, почему он столь упорно отказывается увидеться со мной…
— Нет, — сказал Пьерроне. — Просто господин маркиз признал его при условии, что он порвет с вами!
— Как?.. Он признал его? Но для этого нужен нотариус…
— Или священник. Он приказал привезти аббата Кейроля, кюре из Лозарга, потребовав от него держать тайну исповеди до самой смерти. Кюре написал бумагу, которую все подписали, и уехал. Это было за несколько дней до вашего приезда. Он как будто почувствовал, что вы должны вернуться…
Гортензия вдруг ощутила ужасную усталость. Она опустилась на камень и, достав носовой платок, стала вытирать пот со лба.
— Он променял меня на клочок бумаги! Какая мерзость!
— Но почему бы ему следовало отказаться? — спросил Франсуа. — Не забывайте, что он больше не надеялся увидеть вас. Он считал, что вы его бросили.
— Что ж, допустим, но почему вы привели меня сюда сейчас, Пьерроне? Это же ненужная жестокость!
— Я так не думаю, госпожа графиня. Я позвал вас, потому что господин маркиз на смертном одре. И я подумал, что, когда он увидит вас… он может изменить свое решение.
Гортензия ничего не ответила. Выйдя из-под навеса, она посмотрела на развалины замка, который отсюда все еще казался величественным, и на желтый свет, пробивавшийся через трещину в стене. Во всем этом было что-то зловещее, и она поняла, почему Пьерроне сказал, что старый маркиз завладел душой Жана. Предводителя волков всегда завораживал, даже во время жутких ссор, высокомерный и гордый сеньор, который дал ему жизнь. Так же как он навсегда был очарован вековыми камнями замка. И сердцем молодой женщины овладел гнев, даже ненависть. Маркиз, видно, действительно был во власти демона. Он всегда старался брать верх и до сих пор хотел властвовать над своими подданными, над их жизнью и душами. Но вместе с гневом и ненавистью к ней вернулось желание бороться.
— Как туда проникают? — спросила она. — Придется ползти? Я плохо представляю себе Годивеллу за таким занятием…
— Нет. Удалось сделать нечто вроде двери, и, нагнувшись, можно легко войти.
— Ну, тогда пойдем и нанесем визит господину маркизу де Лозаргу!
Поднявшись по заросшему травой склону, усыпанному камнями, они подошли к подножию замка, и Пьерроне провел своих спутников к квадратному отверстию, закрытому дощатой дверью. Он три раза постучал в дверь, и она, как в театре, открылась. За ней стояла, согнувшись, старая экономка.
— Добрый вечер, Годивелла, — холодно произнесла Гортензия. — Не кажется ли вам, что пришло время навестить моего дядюшку?
Годивелла с испуганным криком отступила, и это позволило им войти в дверь, прежде чем она смогла ее захлопнуть.
— Не надо… — пробормотала она. — Не надо…
